Камень на камень, кирпич на кирпич,
Горе на душу ложится, как бич.
В промысле дьявола мы словно дичь.
Сердце сорвалось, и слышится лишь клич…

Эти слова отдаленно напомнили ему что-то знакомое, а именно его песню, которую когда-то сочинил, возвращаясь из Чечни. Эта девушка на одно мгновенье показалось ему той самой маленькой девочкой, которую когда-то, около десяти лет назад, он вывез из Чечни.

Он написал на сторублевой купюре свой телефон и положил девушке в сумочку, когда она закончила петь.

– На купюре мой телефон. Позвоните обязательно. У меня есть к вам деловое предложение. Мне кажется, что лет десять назад я эту песню уже слушал, да и эта куколка «дельфин и русалочка», что висит на вашей сумочке, родом, кажется, из Чечни.

Девушка на мгновенье замерла, улыбка сменилась настороженной задумчивостью, будто прикоснулась к чему-то непредсказуемо далекому.

– Я вам обязательно позвоню, – ответила она и торопливо пошла дальше.

Она позвонила не сразу. Прошло больше недели, и он уже не ждал звонка, когда услышал, сердце его екнуло и сжалось.

– Вас зовут Надежда?

– Да, – ответила она.

– Тогда я не ошибаюсь, вы именно та девочка, которую я вывозил из Чечни в начальном периоде первой военной кампании в Чечне.

– Вы тот самый интернационалист Арабес? – в свою очередь спросила она. – Это было или имя, или прозвище, но помню, вы просили себя так называть.

– Так и зовите, – ответил он и назначил встречу.

Они встретились в кафе на Старом Арбате. Она как будто не очень охотно поведала ему, как сложилась ее судьба после дороги из Чечни.

– Да я тогда от ментов вокзальной площади улизнула, но, перебегая через улицу, была сбита машиной. Водитель жил, видимо, в пригороде и, чтобы уйти от ответственности за несчастный случай, меня в бессознательном состоянии подобрал и увез, оставив у ворот одной из больниц пригородного городка.

После этого неизвестный человек с телефона, а может, и он, позвонил в больницу. Врачи меня подобрали и практически выходили. Я долго не могла восстановить свою память. Только уже находясь в детдоме, я вспомнила свое имя и назвала фамилию Желанная. После получения паспорта из детского дома ушла, но связь постоянно с ним поддерживаю. Кроме всего, у меня там осталось свое хобби и одна из воспитательниц – почти моя приемная мама, покровительница этого дела.

В детском доме меня из-за моего внешнего сходства все звали куколкой. Эта кличка мне стала родной. У нас всегда не хватало кукол, и мы, девчонки, их стали делать сами. Удачные их экземпляры, как и поделки бабочек их капроновых чулок, натянутых на проволоку, носили в магазин и продавали. Это постепенно перешло в дело. На вырученные деньги кой-чего себе покупали. Это стало моим хобби. Сейчас я снимаю комнату с подружкой в Москве, коллекционирую и собираю разные куклы. Чтобы покупать, мы делаем свои куклы и продаем. Может быть, со временем сделаю и музей куклы.

Она с увлечением стала рассказывать о каком-то неизвестном ему доселе мире кукол, и он стал с увлечением слушать, больше любуясь игрой черт ее лица и движениями тела.

– Я хочу, чтобы мир кукол пересекался с миром людей. Куклы имеют огромную энергетику, и эта энергия может возбуждать любовь к ним. Более того, они начинают поглощать вашу энергетику, которая переходит в души этих куколок, будто сами люди срастаются с душами этих кукол. Порой люди, оживляющие тряпичных кукол, становятся их частью, и их персона выражается в самом человеке. Они могут грустить и радоваться, оказывая мощное воздействие на человека. Открывая свою душу кукле, надо бояться того, чтобы она из ревности не навредила вам.