А ещё отчего-то варево острым оказалось, словно туда от души злого лука с красным перцем добавили. У меня аж дыхание спёрло.

Ощутила, как шея и лицо гореть начинают. Плошка вывались из моих рук. Схватилась за горло. Я вдохнуть не могла.

Ну вот, сгубили Марью…

И буквально через мгновение всё в норму пришло. Сделала живительный вдох.

Утёрла выступивший пот со лба.

Жива. Ещё жива.

И в самом деле, ощутила, что боль из тела ушла, мышцы расслабились, холод больше не сковывал конечности, и я перестала мёрзнуть, дрожать и мурашками покрываться. И голова больше не трещала и не гудела.

Тряхнула грязной головой и произнесла с благодарностью:

– Ладно, была не права. Я умею признавать свои ошибки. Баюн, Болотник примите мои извинения. Отвар – во!

Я показала коту и нечисти большой палец.

Кот прикрыл мордочку лапой и покачал головой. Мол, я его уже достала.

Погоди, киса, это я пока малость в шоке. Но воспитанием твоим обязательно займусь.

Болотник явно не понял мой жест, но был доволен результатом. Расплылся в хищно-счастливой улыбке, показав ряды острейших зубов, и сказал:

– А путь вам покажет мавка, я её сейчас позову.

– Не утруждайся, – фыркнул на него кот, – я хорошо знаю дорогу. Сам Хозяйку к дому приведу.

– Так и пошли скорее, чего расселся? – сказала я коту и сама поднялась на ноги и с чувством шеей похрустела.

У Болотника снова глаза округлились, словно не видел и не слышал, как шеей хрустят. Я хмыкнула и кивнула ему:

– Рада была познакомиться, Болотник. Спасибо тебе за бодрящий отвар.

* * *

– Марья —

Небо укрыто было тучами. Мне казалось, будто оно спит, а тучи просто его тёплое одеяло.

Ветер не стремился разогнать тяжёлую хмарь, словно сил не было у него.

Листья на могучих деревьях тоже были с ленцой, будто всё здесь уснуло мертвецким сном. И хотела бы природа отряхнуться от сонных чар, пробудиться и побежать соками жизни, да сила, что укрыла всё королевство, слишком могуча была.

Закрапал мелкий колючий дождик.

Плотнее запахнула на себе халат и с грустью вспомнила о своём тёплом модном пуховике, сапогах, которым грязь не страшна и любимом проверенном вездеходе, на котором я с котом уже была бы на месте.

Мысли мои текли ровно, не перегоняя других.

Истерику матёрую закатить и выпотрошить всем мозг я всегда успею.

Брели мы с котом Баюном по дремучему лесу, непроездному, непроходному, но что удивительно, не сразу стала я замечать, что деревья-то перед нами расступаются, частые кусты раздвигаются, и тропа сама появляется. Чудеса, однако.

Спросила о том кота, на что Баюн насмешливо сверкнул на меня жёлтым глазом и сказал:

– Так земля чует, кто ты есть, Марья. Не хочет тебя-у окарябать, любым способом обидеть. Затаилось всё тут и ждёт, надеется, что скорее освоишься, да в силу войдёшь и снимешь с королевства сей тяжёлый долгий сон. Му-а-у-р.

– Что это значит? «В силу войдёшь», – поинтересовалась у своего помощника.

Кот дёрнул ухом, долго-долго молчал, после вдруг нараспев поведал мне:

– Марья, ты сначала в речку молочную окунёшься, потом на бережку кисельном обсохнешь. И коли выдержишь то испытание, отведу тебя к сердцу мира – славному камню, что Бел-горюч зовётся. Вот тогда и сила твоя-у проявится. Славно будет. Мя-а-а-у.

От слов кота я резко остановилась. Захлопала глазами, издала невнятное мычание и, обалдело глядя на удаляющийся пушистый кошачий хвостатый зад, крикнула ему:

– Стой! Какая ещё молочная речка и кисельный бережок? О чём ты говоришь?

Кот раздражённо задёргал хвостом, остановился и обернулся.

Вздохнул и объяснил:

– А что не ясно в моих речах?

Развела руками и выдохнула не менее раздражённо: