– Вот, держи. Знаю, что одной кашей тебя кормить нельзя, но уж что есть.

Он несколько раз лакнул воды – я выдохнула – а потом жадно начал есть кашу.

Оставив миски на улице, я вернулась в дом.

– Еще раз прошу прощения, господа.

– Не за что, – сказал Стрельцов. – Вы дали нам возможность отдохнуть после дороги верхом. Из-за недавних дождей в коляске до Липок не доедешь.

– Деревня и есть деревня, – фыркнула Варенька, задрав нос. – В Ильин-граде все мостовые каменные.

И в деревню ее понесло явно не по собственной воле.

– Да, отдохнуть было необходимо: в моем возрасте поездки верхом даются не так просто, – сказал Иван Михайлович. – Несколько минут промедления трупу уже повредить не могут. – Он хмыкнул в бороду. – Надеюсь, там действительно труп. Был в моей практике случай: приехали на убийство, а покойник оказался живехонек. Притом что топор практически полностью ушел в ткань мозга…

Управляющий сглотнул.

– Выйду подышу с вашего позволения.

– Простите. – Доктор смущенно улыбнулся. – Забыл, что вне профессиональных кругов…

– Ничего страшного, – успокоила его я. – Меня вы не напугали. Я проверила пульс на шее. К тому моменту челюсть уже окоченела…

И врач, и исправник изумленно уставились на меня.

– Вы обратили на это внимание? – спросил Стрельцов.

– Трудно было не обратить на это внимание, когда касаешься сонной артерии. Я хотела закрыть покойной рот, но, как я уже сказала, мышцы окоченели и ничего не вышло.

Не добежавший до двери на улицу управляющий сложился, не справившись с тошнотой.

– Так что к рассвету тетушка была мертва уже минимум три часа. – Я повысила голос: – Савелий Никитич, возьмите вон то ведро, – я указала на предмет, который раньше обозвала «лоханью для помоев», – и уберите за собой.

Управляющий и экономка уставились на меня так, будто я потребовала что-то совершенно непристойное.

– Да как ты смеешь? – прорычал он. Серо-зеленый цвет лица сменился на багровый румянец.

– Вы хотите заставить убираться… – я вдруг поняла, что понятия не имею, как зовут экономку, и просто ткнула в нее пальцем, – ее?

– Ах ты…

Экономка выплюнула ругательство – грязное и тупое, даже младшие школьники матерятся изобретательнее. Размахнулась, чтобы ударить. Но я не успела увернуться: пощечина пришлась в подставленную ладонь Стрельцова.

– Нападение на представителя власти при исполнении оным служебных обязанностей, – задумчиво прокомментировал он.

Экономка позеленела.

– Ваше сиятельство, да что же это! Да я же не вас, я же эту лентяйку проучить хотела. Сами ж видите, мелет что попало, совсем от рук отбилась.

– Вижу, – сухо произнес Стрельцов. – Имя и звание?

– Глафира Андреевна Верховская.

– Мне известно, как зовут хозяйку дома. Ваше имя и звание.

– Лукина Агафья Прохоровна, из духовного звания.

Варенька громко охнула:

– Дворянка позволяет отходить себя по щекам поповской дочке?

– Варвара, придержи язык.

В голосе исправника прорезалась сталь. Даже я поежилась. Варенька ойкнула и притихла. Экономка сравнялась цветом лица с давно не беленной кухонной печкой.

– Я… Ваше сиятельство, да я же любя! Да весь уезд ведь знает, почему ее в ежовых рукавицах… – Она сникла под ледяным взглядом исправника, но все же пробормотала: – Будет как с тем гусаром.

Интересно, что там за гусар? Впрочем, нет, неинтересно: мне только гусаров не хватало для полного счастья. И я совершенно не желаю знать, почему на лице Вареньки появилось что-то вроде сочувствия.

– Сотский! – рявкнул Стрельцов.

В дверях кухни возник мужчина в крестьянской одежде с начищенной медной бляхой, приколотой к армяку.

– Звали, ваше высокоблагородие?