Пока я размышляла о тонкостях семейных взаимоотношений, кто-то забрался на облучок, раздался щелчок хлыста, и телега тронулась с места.

Ехали мы долго. Я боялась выглянуть из своего убежища – мало ли кто мог управлять этой колесницей, поэтому продолжала притворяться ветошью. А телега катила себе по ухабистой дороге и катила. Моталась из стороны в сторону, размеренно поскрипывая старыми колесами, и так меня утрясло, так умотало, что сама не заметила, как уснула.

А когда проснулась – на улице уже стояла ночь, и движение прекратилось.

Я пошевелилась, с трудом чувствуя тело, одеревеневшее после сна на грубых досках. Перевернулась на бок и приникла глазом к щели между досками. Увидела только отблески костра, потрескивающего где-то слева. Больше ничего не разобрать.

Тогда я приподнялась и осторожно выглянула из своего укрытия… И тут же напоролась на внимательный взгляд.

У костра сидел дедан и неспешно курил трубку:

– Проснулась? – спросил насмешливо.

Я осторожно кивнула.

– Голодная поди? Я тебе кусок кролика оставил. Иди ешь.

Дедан не выглядел страшным, а я и правда была очень голодной. Поэтому осторожно сползла с телеги, отряхнула солому, налипшую на подол, и осторожно подошла к костру.

– Что скромничаешь? Садись.

Я села на неудобное бревно, поелозила немного, стараясь найти место без сучков, и с благодарностью приняла кусок сочного кролика, нанизанный на самодельный вертел. Он был горячим и очень сочным. Не хватало соли, но хуже от этого вкус не стал.

– Шпасибо, – прошепелявила с набитым ртом.

– Ты ешь, не болтай, – усмехнулся дед… Микут. Точно – Микут! Память Мари услужливо подсказала нужное имя, – с твоими родственничками шибко сытой не будешь.

Я благодарно улыбнулась и продолжила вгрызаться в сочную мякоть. Было очень вкусно.

– Вы видели, что я в телеге спряталась?

– А как не видеть-то? Конечно видел, – хмыкнул старик, – чего эти дураки на тебя обозлились? Орали как ненормальные, всю деревню на ноги подняли.

– Женится собрались.

– А невеста против?

– Это мягко сказано.

Тяжко вздохнув, он покачал головой:

– Совсем стыд потеряли. Куда отец твой смотрит…

– В бутылку.

Он досадливо крякнул:

– Хороший ведь мужик был. Работящий, отзывчивый, с сыном моим дружил, пока тот за перевал на приработки не уехал. А как мать твоя умерла, так под откос все пошло. Год мотался, как неприкаянный, а потом поехал в соседнюю деревню навестить кого-то, а вернулся с Фернандой. Худее она тогда была и тише. Скромную из себя все корчила, а как женился на ней Томас, так и понеслось. Детей своих невоспитанных перевезла, порядки в доме свои установила да дурака этого начала подпаивать.

Я с трудом помнила то время. Маленькая Мари тогда больше походила на запуганного зверька, чем на девочку. На смену матери пришла хитрая Фернанда, ласковая до того момента, как папенька взял ее в жены. После этого начала она девчонку притеснять да потихоньку от отца отдалять, подменяя родительские чувства любовью к бутылке.

– Тяжелая у тебя судьба, девонька. Немудрено что сбежала. Только куда же теперь пойдешь? Мачеха удавится, но домом с тобой не поделится и денег не даст, чтобы отдельно жила.

– Не нужны мне ее деньги, – отмахнулась я, – пусть себе и своим деткам оставит. А я в Сильверан поеду.

– И чем же займешься там? – дед уставился на меня, подозрительно насупив брови. – Али неприличное что задумала? Ты смотри, уши мигом обдеру!

Я засмеялась

– Не переживай, дедушка, прилично все будет. Наследство мне тетка оставила.

– Эмма, что ли?

– Она самая.

– Ну хоть кто-то о сиротинушке позаботился. Совет нужен?

– А давайте, – махнула я рукой.