Гавриил пожал плечами и был наказан возмущенным писком: все ж крысюку внове было сидеть на чьем-то плече, пусть бы и было оное убежищем вполне надежным.

– Он… сам странный, – ответил Гавриил, потому как панна Гурова не спешила уйти.

И на крысу глядела спокойно, с этаким даже интересом, правда приправленным толикой брезгливости.

– Это да, конечно, но ныне он более странен, нежели обычно. Представляете, пытался меня обнюхать!

А может, он?

Кандидатуру пана Вильчевского Гавриил до сего дня не рассматривал, потому как уж больно нелепым гляделся этот человечек. Да и обретался он в городе давно… впрочем, как и сама панна Гурова, и ее давняя заклятая приятельница… и иные… и получается, что ошибся Гавриил, полагая, будто бы волкодлаком оказался человек приезжий…

Разве что только пан Зусек… пан Зусек, явившийся в Познаньск недавно.

С семьею.

И супругой, что глядела на него влюбленными очами, а во что там влюбляться можно было, Гавриил не знал. Он, конечно, не женщина и в них вообще мало разумеет, куда меньше, нежели в волкодлаках, но вот…

– Запутано все, – пожаловался он крысюку, который не спешил оставлять безопасное место.

Оно и понятно, мало ли, вдруг да недалече ушла панна Гурова со своими шпицами, вдруг да ждут в кустах, пока беззащитное создание спустится на землю…

– Не такой ты и беззащитный. – Гавриил перехватил крысюка за шкирку, и тот лишь рявкнул, возмущаясь этакой фамильярности. Не настолько хорошо был он с человеком знаком, чтобы попускать подобное. Вот только держал его человек крепко, с умением, от такого не вывернешься. – Вона какие зубы…

Зубы были знатными, длинными, желтыми.

– Ладно… иди уже… – Гавриил поставил крысюка на землю. – Ушли они…

Крысюк прислушался.

Тишина. Ветерок чешет тяжелые космы дерев, играет с глянцевою листвой. Где-то далече слышится смех и лай… но не шпицев.

– Иди, иди. – Гавриил отступил, давая твари свободу. – И постарайся не попадаться…

Крысюк не заставил себя уговаривать. Исчез.

Гавриил со вздохом – ныне затея его более не казалась столь уж удачною – продолжил путь. И нисколько не удивился, почти не удивился, увидав панну Акулину. Она, увлеченная беседою с усатым брюнетом весьма и весьма мужественной наружности, Гавриила и не заметила.

Он же, скользнувши взглядом и по брюнету, и по букету в руках панны Акулины, походя отметил, что букет оный составлен исключительно из синего любоцвета, именуемого в простонародье волкодлачьим цветком…

…пан Жигимонт играл в шашки сам с собою, выбравши для сего занятия не удобную лавочку, из тех, что стояли на центральных дорожках, но тихий газон. И не побоялся же измазать светлые брюки…

…пана Зусека Гавриил нашел у фонтана.

– Доброго дня. – Гавриил поприветствовал соседа поклоном. – Вижу, и вы прогуливаетесь…

– Погода замечательная. – Как ни странно, но Гавриилову появлению пан Зусек явно обрадовался. – Такой погодой дома сидеть грешно.

Время близилось к полудню.

Солнце, и без того яркое, разошлось вовсе бесстыдно. И парило, жарило, предвещая скорую грозу, быструю, как все летние грозы. Притихли пчелы, бабочки и те исчезли, и даже птицы смолкли.

– Да вот… я тоже решил… – Гавриил повел плечами.

Неудобный костюмчик, сшитый из отменнейшей аглицкой ткани, оказался негоден для познаньского лета. Гавриил с неприязнью ощущал, как ползут по спине ручейки пота и рубашка липнет к разопревшей шкуре.

– Чудесно… чудесно… признаюсь, я сбежал. – Пан Зусек дернул галстук, тоже новомодный, шнурочком, а оттого казавшийся самому Гавриилу в высшей степени нелепым. Но надо сказать, что наряд – и светлый пиджак с завышенной талией, и галстук этот – смотрелись на пане Зусеке донельзя гармонично. – Устал я… женщины порой… так утомляют…