Видимо, он считает, что я попыталась сбежать. Я закусила губу, украдкой проверяя ключ. Нет, ключ был на месте.

– Но вы не отчаивайтесь, – послышался снисходительный голос. – Мне вот интересно. То, что вы задумали, не соответствует томному образу юной леди! Веревка, скамейка… Как-то все не романтично! Где души прекрасные порывы? Где эта драма со слезами и прощальной запиской? Где эти заплаканные глаза? Где все это? Вы меня разочаровываете! Только очаровали, а уже разочаровываете!

– Я не собиралась вас очаровывать! Я не собиралась никуда сбегать, если вы об этом! Мне просто понадобились веревка, скамейка и мыло! – гордо ответила я, придерживая рукой одеяло на груди.

– Ах, теперь это называется так? – улыбнулись мне. – А я подумал, что вы решились на «ах, прощай жестокий мир!».

– Вы бредите! – дернулась я. – Я не собиралась заканчивать жизнь самоубийством! У меня и в мыслях не было!

– Тогда вы загоняете меня в тупик, – послышался задумчивый голос. Только не говорите мне, что вы попросили мыло, чтобы помыть рты сплетникам, веревку, чтобы их задушить, и табуретку на всякий случай, если вдруг не дотянетесь!

– Откройте! – послышался нянюшкин голос и громкий стук в двери. – Немедленно.

– Плакать будем? Или в другой раз? – поднял брови негодяй, а мне ужасно захотелось чем-то в него запустить. – Еще один такой фортель и спальня у нас будет общая. И мы будем спать в обнимку! Чтобы я всегда знал, где вы находитесь!

– Вы не посмеете! – покраснела я, чувствуя, что вспыхиваю, безотрывно глядя в синие глаза. Я вспомнила поцелуй, то постыдное чувство и решила ненавидеть его до конца своих дней.

– Посмею. Скажу даже больше. Рано или поздно, я буду глубоко приятен. Очень глубоко, – двусмысленно заметил Венциан, заставляя задохнуться от приливающей к щекам краски. – Но сейчас я хотел поговорить о другом. Скоро я собираюсь вывести тебя в свет. Да, и не надо делать такие глаза! Прямо в сердце сплетен.

Мои глаза расширились от ужаса, когда я представила, что возвращаюсь обратно. Может, я и хотел блистать на балу, но не под косые взгляды полные презрения и ненависти.

– Могу вас утешить. Вы несколько дней назад совершили нечто пострашнее, чем эта сплетня. Догадываетесь, что? Вы вышли за меня замуж. Любовника вам еще могут простить. А меня – никогда, – усмехнулся Венциан, пока я почему-то вспоминала его губы. Сладкие, прохладные, как пастила. Мне было ужасно стыдно о том, что этот поцелуй показался мне приятным. Так ведь быть не должно?

– Вон из моей комнаты, – задохнулась я, чувствуя, что сейчас в него чем-то запущу. Я даже шарила рукой по столику, в надежде найти что-то смертоносное. Но пока смертоносней салфетки ничего не было!

Венциан покинул комнату, столкнувшись с няней в дверном проеме. Нянюшка несла поднос, на котором дымилась чашечка, и были разложены всякие вкусности.

– Вы где были?! Мы так переволновались, – налетела на меня няня, пока я уплетала завтрак. – Вы себе не представляете! Ночь, вас нет! Когда узнали, что вы взяли мыло, веревку и скамейку, вы себе не представляете, что тут творилось! А когда сказали, что неподалеку нашли задушенную девушку, то мистеру Аддерли вообще плохо стало… Он так побледнел…

Это точно один человек?! Он мне только что столько гадостей наговорил! Почему он так за меня переживает? Мы знакомы ровно два дня.

– Прости, нянюшка, – вздохнула я, вспоминая утренний разговор.– Слушай, нянюшка, а благородная дама может работать в саду? И выращивать там…, например, цветы?

Нянюшка побледнела, глядя на меня очень внимательным взглядом.

– Нет, благородной даме не пристало иметь свой сад! Для этого, мисс Жанетт, есть садовники! Дамы могут только ходить и любоваться садом! – строго произнесла няня, почему-то нервно отряхивая белоснежный манжет.