В комнате стало тихо.

– Анастасия, душа моя, я не могу оставить тебя в такой тяжёлый момент, – няня говорила твёрдо, но я видела в её глазах надежду.

– Не сомневайся, поезжай. Твоей невестке нужна помощь, а от кого её ещё ждать, как не от родной бабушки? Да и ничего со мной не случится за несколько дней.

Женщина будто только и ждала этих слов.

– Данила, глаз не спускать с графини! За её здоровье лично своей волчьей шкурой ответишь. Настенька, я быстро помогу и обратно вернусь, – она уже практически убежала в свою комнату, но тут же вернулась, прогнала Данилу во двор и прошептала:

– В сундуке бумаги лежат на имущество, что ещё не успел заложить ваш непутёвый муж, и шкатулка с семейными драгоценностями, доставшаяся вам от матушки. Я приеду, и мы что-нибудь придумаем. В сундуке двойное дно, там есть незаметный штырёк… – последние слова она произносила чуть ли не одними губами, такой тихий шёпот был.

На карету няня не согласилась, как я её не уговаривала. Не по статусу и всё. Если бы она ехала по делам графини, то да, можно и в карете, а так в двуколке или на телеге. Двуколка, по признанию конюха Данилы, была сломана. Молодой человек запряг телегу. Варвара, попрощавшись, пообещала, что как только попадётся попутный почтовый экипаж, то она пересядет и отпустит младшего сына обратно ко мне. Всплеснув руками, няня вспомнила, что я должна написать разрешение своему крепостному на передвижение вне усадьбы, чтобы его не приняли за беглого. Других документов у него при себе нет, и если остановит патруль, то может до выяснения личности и в яму посадить.

На написание бумаги мы потратили минут пять, не более. В этом мире, оказывается, у богатых были зачарованные перья, поэтому я быстро справилась с задачей.

Помахав удаляющейся телеге рукой, я, как есть в нарядном платье, уселась на каменные ступеньки крыльца. Закрыла глаза и подставила лицо солнечным лучам. Мне хотелось лишь пять минут покоя, которые получила.

А вот открыв глаза, я завизжала…

А кто бы не завизжал, когда неожиданно во двор въезжает телега, гружёная сеном, а вместо лошади тягловой силой является ругающийся огромный медведь. И, заметьте, он раза в два покрупнее обычного лесного мишки.

На моё бурное приветствие он на мгновение замер, выпустил из передних лап оглобли и неожиданно обернулся человеком.

– Виноват, барыня Анастасия Петровна, – бух на колени и как стукнулся головой о землю. – Ваши нежные уши напугали мои грубые слова? Готов понести любое наказание, госпожа-кормилица.

Поняв, что стою с открытым ртом, медленно его закрыла и спросила единственное, что мне пришло в голову:

– А лошадь-то где?

Странно, что не закричала: «Спасите, медведь-оборотень».

– Подкову потерял конь. Сзади где-то плетётся, хромает, – мужчина, одетый в простую крестьянскую одежду, серые льняные штаны и такого цвета рубаху, медленно вытянул руку и, не поднимая головы, подтянул к себе, упавшую с головы шапку.

Подтверждая его слова, во двор неспешно вошёл чёрный конь, и, прихрамывая, подошёл к телеге.

– И не убежал же, – улыбнувшись, посмотрела, как животное, подрагивая ушами, потянулось губами к сену.

– А куда ему бежать? Он же домашний всегда вернётся, – мужчина удивлённо сел на колени, затем встал, отряхнул штаны от пыли и выжидающе уставился на меня.

– Как вас зовут? – поразмыслив, поняла, что мужик, скорее всего, или крепостной, или вольнонаёмный, поэтому понадеялась, что мой вопрос не вызовет удивления. Вряд ли барыня должна знать всех дворовых по имени.

– Ставр я, мельник, – ответил тот.

– Мельник? А почему сено возите?