– Дыши, инквизитор, – говорила она. – Тебе нужны силы. Силы, чтобы найти твое сокровище. А я помогу. Ты дыши. Бери силы. Сколько надо. Мне не жалко.
И он дышал. И с каждым вздохом ощущал, как желание жить возвращается. Дракон поднимает голову и хрипит с вызовом: «Мы найдем ее! Через все миры пройдем! Но найдем! Она наша! Мы вернем ее!»
Мотя
Голова кружилась и болела. Странное ощущение, если учесть, что головы как бы не было. Но что-то там точно болело. Так, словно по макушке дубиной врезали.
А за что ее, Мотю, бить дубиной? Правильно, не за что. И все же макушка ощутимо ныла.
Дриада с трудом поднялась, как раз в тот момент, когда в воздухе исчезала серая дымка. И Моте показалось, что в дымке мелькнул образ Феи.
«Странно, – смотрела она на исчезающее видение больше с любопытством. – А что произошло?»
Не успела подумать, как лорд-дракон, находящийся в зале таверны, словно сошел с ума, начал крушить все подряд.
Дриада стояла у двери и молчала. Что-то там, внутри нее, древнее и явно более умное чем она, нашептывало, что инквизитора лучше не трогать. Вот Мотя и молчала. Слушала его безумное шептание, вырывающееся из горла нечеловеческое рычание и молчала. Пока тот не рухнул у стола. Единственного, к слову, оставшегося не разбитым.
Зал, после вспышки гнева дракона, выглядел как после погрома. Хотя, собственно, так оно и было. Перевернутые разломанные столы и стулья, раздробленная барная стойка и текущее из разбитых бутылок вино. Переломанные кружки.
Мотя покосилась на инквизитора. Тот не двигался. Сидел у стола на коленях, уронив голову ниже плеч.
Только тогда Мотя, переваливаясь через бывшие столы и стулья, направилась к нему.
– Сокровище! Он увел наше сокровище! – бормотал дракон. – Украли. Забрали!
– Лорд Айк, – тихо позвала дриада.
Он не повернулся.
– Эй, инквизитор! – Она склонилась над ним, положила ветви на плечи и позвала еще раз: – Лорд Айк. Что случилось?
Он ответил, не поднимая головы:
– Сокровище. Забрали мое сокровище. Мою жизнь.
Сказал так, что Мотя враз поняла, о чем говорит дракон. Голова заболела еще сильнее, когда она сложила в уме весь пазл. Фея. Дымка. Беснование лорда-дракона.
Но хуже было другое. Она всей своей кроной ощутила, как уходят жизненные энергии инквизитора. Он попросту от них отказывался, выпускал в воздух, словно готовясь сделать последнее дыхание.
«Ох, беда!»
И вот тут произошло странное. То древнее, что несколько минут назад заставляло ее молчать, встрепенулось. Поднялось и уверенным таким голосом, точно принадлежавшим самой дриаде, прохрипело:
«Силы. Ему нужны силы! Дракон не сможет восстановиться без магии. А единожды встретив истинную, не сможет без нее жить!»
Мотя ненароком подумала, что у нее раздвоение личности. Но тут же встряхнулась. Разве нежить таким может страдать? Нет. Значит, это она сама, Мотя, и подумала. Правда, она не знает, почему она так подумала. Но… Самой себе же нужно доверять. Делиться силой она не умела. То есть это она так думала. Но та Мотя, что внезапно ожила с ней в одной кроне, была уверена, что умеет.
Повинуясь второй сущности, дриада мягко подняла инквизитора и прижала к себе. Дерево она крепкое, здоровое, сил для восстановления дракона точно хватит. Правда, голова больная. Но Мотя была уверена, что головная боль инквизитору не передастся. И потому спокойно отпускала силы, отдавая их дракону.
Минута, две, три. Дыхание инквизитора становилось спокойнее, взгляд – яснее.
– А теперь поспать, – сказала Мотя, смотря, как дракон в ее ветвях приходит в себя. Он был послушен. Глаза закрыл. – Баю-бай, наш инквизитор. Засыпай, наш лорд дракон, – пропела дриада. И что-то там еще пела, покачивая того на ветвях словно ребенка. Так они и стояли почти до утра. Инквизитор спал. А Мотя напевала ему странную песню. Та всплывала сама в ее сознании, или, может, ее напевала вторая Мотя. Но отчего-то самой дриаде казалось, что песнь ее обладает целебным свойством. Вспомнить бы только, почему ей так кажется.