Не долго раздумывая, направляюсь на кухню. Шарю по ящичкам, пока не натыкаюсь на ножи разных размеров. Выбираю с лезвием поострее и…

— Ты что-о твор-р-ришь, окаянная?!

— Брысь! — отмахиваюсь от кота и безжалостно срезаю добрую половину мокрой шевелюры.

Бросаю ведро вместе с запутанными прядями под ноги. И тут же ощущаю блаженную легкость на голове. Улыбаюсь, чувствуя себя гораздо лучше.

— Чудесно!

Огонек издает странный звук и чуть ли не хлопается в обморок, распластавшись под столом усатым ковриком.

— Ве-едьма без волос — го-оре в семье.

— Не ной, пушистик. Отрастут. Они же никак на магический потенциал не влияют?

Надо было спросить об этом до того, как отрезала себе половину длины...

— Не-ет, не влияют, — скорбно вздыхает фамильяр.

— Вот и славненько!

А теперь — в спальню, чтоб наконец рассмотреть себя в зеркало.

— Позо-о-ор мне, ка-акой позо-о-ор, — доносится из кухни. — Я теперь прислу-уживаю лысой ведьме…

Закатываю глаза к потолку.

— Я все слышу!

— Коне-ечно, уши-то целыми оста-авила.

М-да, с ним будет не скучно.

Воцаряется тишина, и я добираюсь до косметического столика. Беру первую попавшуюся тряпку — ею оказываются бабушкинские труселя — и тщательно стираю пыль с зеркальной глади.

Сажусь на пуфик. Медленно поднимаю голову, встречаясь взглядом с девушкой в отражении.

Она красивая.

Можно было бы сказать — идеальная, если б не заметная худоба.

Аккуратный ротик с пухлыми губами, чуть вздернутый нос, длинные ресницы и брови вразлет. Кожа без единого изъяна, с легким румянцем на щеках.

Как и в случае с Селестой, сложно определить возраст. На лице ни одной морщинки, зато в глубоких серых омутах глаз таится нечто такое, чего у молодых девушек не встретишь. Тяжесть совершенных ошибок и мудрость прожитых лет.

Удивительно, ведь Кассандры здесь больше нет, а ощущение, что именно она смотрит на меня из зеркала, а не я сама. От этого бежит холодная дрожь по позвоночнику и кажется, что в комнате есть еще кто-то. Даже оборачиваюсь, дабы убедиться, что я одна.

Возвращаюсь к отражению и беру деревянный гребень со столика. Медленно расчесываю влажные волосы, задевая кожу плеч и оставляя на ней красноватые следы.

Я бы все отдала, чтоб оказаться такой же красивой там, в другой своей жизни. Но лесной ведьме красота не принесла счастья. Стоит ли радоваться такому наследству?

4. Глава 3

Налюбовавшись на себя в зеркало, я рву один из самых стареньких сарафанов и одеваюсь для уборки. Подол выше колена, удобные широкие бретели, пояс, регулирующий ширину талии из оторванных полос лишней длины.

Панталоны тоже наскоро переделываю под себя. Прорезаю ножом отверстие, вытягиваю резинку и связываю ее узлом. Теперь не спадают при движении. На первое время сойдет, по красоте все потом делать буду.

Волосы еще влажные, потому отправляюсь на кухню с распущенными. Там на разделочном столике у печки обнаруживаю бутылку молока, бумажный пакет с маковыми булками и баночку консервированной земляники. Видно Селеста принесла из погреба, перед тем, как отправиться к себе.

Кстати, как-то быстро она меня покинула…

Пока ем, честно разделив с фамильяром молоко, волосы становятся практически сухими. Теперь могу сплести косу и связать на конце найденной в спальне голубой ленточкой.

Уборка — не мой конек, но здесь это даже интересно. Прежде чем искать метлу, решаю выйти в центр самого большого помещения и громко проговорить:

— Дом, уберись!

Ноль реакции. Внимательно осматриваю комнату, на предмет хоть каких-нибудь изменений. Может, нужно конкретизировать?

— Пыль, исчезни!

Ага, так она и сделала… Потом вернулась и еще раз исчезла.