Библиотека напитала меня энергией, я улыбалась. Открыла окно, чтобы пар вылетел в холодный вечер. На темно-синем небе еще светилась бирюзовая полоса, однако бирюза бледнела и утопала в ночи. Мимо пролетал полиэтиленовый пакет.

Он поднимался и опускался, развевался и падал, невесомый.

Долетел до моего окна, а затем снова устремился к середине улицы. На небе не было облаков. Люди выходили и входили в магазин через дорогу. Светофор сменял сигналы, машины скользили по асфальту к Бранкову мосту, и когда они переезжали через люк, слышался стук крышки. На пустых ветках липы сидели стаи грачей и громко кричали. Бормотал соседский телевизор. Было бы хорошо лечь пораньше, скажем, в десять, – подумала я, заканчивая обед, и повернулась к кровати. С утра я упустила расправить постель. Я смотрела на смятую простыню, покрывало, сброшенное с кровати, подушку, поверх которой лежала пижама, и вспомнила предыдущую ночь. Вероятно, меня охватывало напряжение из-за нового начала. Теперь будет легче. Я пыталась отбросить картины, в которых я в бреду ворочалась на кровати, но на меня налетели вопросы: что случилось с библиотекарем, почему все удивляются, когда я о нем говорю, почему в библиотеку никто не приходит, дверь закрывается за мной, это ненормально, я не могу выйти, когда захочу, никто не может войти, для чего служит библиотека…

Успокойся, успокойся, успокойся… – повторяю я и глубоко дышу. Раздеваюсь и иду в душ. Горячая вода скользит по мне, гель пахнет розмарином. Успокойся, успокойся… – повторяю я. Библиотека странная, но лишь немного странная, совсем чуть… В здании по ту сторону улицы зажегся свет. В комнату вошла женщина и стала раздеваться. Так мы и стояли нагишом друг напротив друга: я под водой, а она отыскивала что-то в шкафу во вкусе семидесятых. Я давно перестала обращать внимание на то, что любой может увидеть меня в окне душа. Мне нравилось купаться, глядя в небо, на улицу или крыши домов. В комнату женщины напротив вошел мужчина. От дверей он бросил в нее что-то. Говорил, размахивая руками, разгорячившись. Женщина взяла сверток, которым в нее бросил собеседник, и снова скатала его и бросила обратно. Импровизированный мяч не попал в мужчину, неловко упав к нему под ноги. Мужчина еще энергичнее замахал руками и принялся бить себя в грудь. Затем он вышел. Женщина, как была нагишом, села. Опустила туловище, оперлась локтями о бедра, скрестила руки над головой. Думаю, она плакала.

Я завернулась в полотенце и продолжала смотреть за окно в ночь. Слышался ритмичный стук. Остальные окна в здании через дорогу не горели. Качались тонкие ветви липы. Из магазина вышли несколько женщин и встали у входа. Продавщицы. Прощаются, запирают магазин. Я оделась и залезла под покрывало. Взяла телефон, чтобы настроить будильник. Сообщения. Семь сообщений. Я представила себе стук пальцев по экрану. Неужели люди не в состоянии понять?

Я оставила телефон и взяла часы со столика. Стрелку для пробуждения выставлять не было необходимости – только поднять миниатюрную пружинку на одних часах и перевести выключатель с нуля на единицу на другом. Часы словно застучали громче, когда я опустила их на столик между книгами и футляром для очков. А теперь – спать, иронично оповестила я себя. Легла на спину и устремила взгляд в потолок.

На нем шаталась тень люстры. Вероятно, я задела ее, когда проходила мимо. Или ее качал ветер, проникавший сквозь приоткрытое окно. Может быть, землетрясение, – возникла у меня мысль. Не может быть, кровать бы тоже качалась… Я посмотрела в стекло, за которым находились книжные полки. Оно всегда стучало и звенело, когда бывало землетрясение, даже самое слабое. Нет, стеклянная дверца спокойно висела на петлях. Привидения, – я пыталась шутить. Тень конструкции из кованого железа, которая под светом светофора выглядела как тень люстры из готического собора высотой метров в тридцать, ходила по потолку влево-вправо. Да, ветер… это точно ветер, – успокаивала я себя. Не помогало. Если бы люстра случайно упала с потолка, она угодила бы в точности на меня и осталась бы так, пока ее не уберут соседи, ощутившие зловоние смерти из моей квартиры. Я встала и зажгла свет. Все было в порядке, люстра мирно висела там, где ее прошлым летом повесил мастер, и не шевелилась. Хоть и тяжелая, она была крепко приделана к крюку, торчавшему из потолка. Я снова выключила свет и легла, в этот раз на всякий случай подвинувшись к стене. Часы стучали. Тик-так, тик-так, тик-так… Я сознавала каждую секунду. Вдвойне. Не знаю, как согласовать их тиканье. Без десяти одиннадцать. Времени еще много. Думай о чем-нибудь хорошем. О бирюзовом небе, например… Тик-так, тик-так, тик-так… Началось: поворачиваюсь то на один, то на другой бок.