– А, Шинейд, привет! Придёшь сегодня вечером? – спросила она.

Шинейд тряхнула гривой.

– С радостью б, но Дуг ушёл с Логаном в Сторновей, а оставлять Шона одного я не хочу.

– Ясно, – кивнула Аннабель. – Сейчас.

Она спустилась в погреб и вернулась оттуда с двумя пинтами Берсерка в чёрных бутылках.

– На держи, скрасишь одинокий вечерок, пока Дуга нет. И рыбки возьми.

Аннабель завернула три рыбины в кусок вощёной бумаги.

– Держи, держи, – улыбнулась она, протягивая Шинейд свёрток. – Эту рыбу твой муж выловил. Ну, что с тобой?

Аннабель вышла из коптильни и заглянула ей в глаза.

– Ты чего, детка?

Шинейд отвела взгляд и, не сразу, но призналась:

– Мне страшно оставаться там с Шоном, без Дуга. А вдруг это правда?

Она заглянула в глаза Аннабель и добавила торопливо:

– Я не суеверна, но…

Она замолчала и Аннабель взяла её за локоть.

– Я тоже не суеверна, дорогая моя, но лучше тебе с Шоном будет переночевать у меня в доме. Садиться за стол к нашим пропойцам не обязательно, ложитесь в мою спальню. Мне всё равно до рассвета не спать.

Шинейд нерешительно оглянулась на свой домик на краю обрыва.

– Давай-давай, иди за мальчиком, нечего тут думать.

– Мы же не сможем всё время прятаться?

Аннабель посмотрела на неё, как на несмышлёную девочку.

– А ты не думай про всё время. Сегодня ночью Дуга не будет дома, вот сегодня и переночуете у меня. А там видно будет. Ну, иди, – подтолкнула она соседку. – А это я в спальню отнесу.

* * *

Я тихо дрейфовал в низовом тёплом течении, лёжа на спине. В тридцати футах над моей головой бликовала мелкая рябь на поверхности. Вода усмиряла солнечные лучи, она превращала их из огненных плетей в тёплые мягкие пёрышки, ласкающие кожу. Меня постепенно сносило к Мангерста-бич, и я просто наслаждался теплом и негой. Один раз я выбросил в сторону руку, выловив из проплывавшей мимо стаи жирную макрель полутора футов длиной. Безмозглые рыбины дёрнулись в сторону, но меня они больше не интересовали.

Ногтём я вспорол бледное рыбье брюхо и вытащил кишки. Оттолкнул вместе с головй их подальше от себя, и они в кровавом облаке пошли на дно, будет у крабов пиршество. Старые охотники, вроде Нэрна, рыбу ели целиком, со всей требухой, а я так и не мог преодолеть свою брезгливость. По сути во мне не так уж и много изменилось, кроме расширившейся пасти, утыканной кривыми зубами и небольших перепонок между пальцами, незаметных, если их не растопыривать. Исчез накопленный жир, стала чуть бледнее и плотнее кожа, обострились обоняние и зрение, и появилось новое чувство: я начал распознавать по давлению воды приближение живых существ и ощущать кожей свет, как тепло. А в остальном я остался тем же самым Доном МакАртуром, только свершившим за последнее время столько злодеяний, что гореть бы мне в аду, если б я уже в нём не находился.

Господа здесь нет, крест никого не отпугивает и не защищает, слова святой молитвы не в силах прорвать границу воды и Божьего мира. В море есть воля Хозяина и свобода выбора: выполнять его приказы или неподвижным обрубком упасть в яму нашего ада в аду. Мне пока удаётся избежать этой участи, а малыш Томми уверенно к ней движется.

Мы ходили на лов к песчаным отмелям Бенбекьюлы: хозяин захотел молодого мяса. Пока сыт, он сквозь пальцы смотрит на то, что мы обходим родные земли, а мы молимся Богу, которого тут нет, чтоб Хозяин не послал нас за родными. Просто, для собственного развлечения. Тут, в виду западного берега острова стоял на рейде Корабль Её Величества "Энсон". Его Величества, конечно, никак не привыкну. Упокой, Господи, душу этой великой женщины. Самый страшный враг военного моряка – безделье, и отцы командиры, не жалея сил, гоняют молодых матросов на берег и обратно. Нам оставалось только выждать время.