Отлежавшись в душе и немного придя в себя, поднимаюсь на ноги и заворачиваюсь в пушистый махровый халат. Сейчас все хочется трогать, смотреть, ощущать. Я же живая. А всего этого могло со мной и не быть.

Отжимаю волосы полотенцем и прочесываю пальцами, распределяя по плечам. Решительно смотрю на двери. Миша обычный человек и нечего его бояться. Да, был зол, хотел наказать. Но остановился же. Хватит моего постоянного упрямства, только не сегодня.

Все же с легкой опаской выскальзываю из спальни и тихонько спускаюсь по лестнице, проверяя как там обстановка. Одежда все так же валяется по дому, лужи вокруг моей и его обуви расползлись, картина с разбитым стеклом лежит на полу.

– Ладно, хватит трусить, – шепчу себе под нос и на цыпочках иду в гостиную.

Миша сидит у прозрачной стены с видом на лужайку и застрявшим в снегу внедорожником. Его спина привалена к спинке дивана, в руках бутылка виски, из которой он потихоньку отпивает.

– Завтра откопаю и отвезу тебя в город, – тычет он бутылкой в сторону машины и прикладывается к горлышку.

Я со вздохом смотрю на машину, которую монотонно заваливает снегом и качаю головой. Похоже, улучшение погоды было временным.

– Хорошо, – присаживаюсь перед ним на колени и осторожно беру его израненную ладонь в свои, – ты не против, если я посмотрю? – заглядываю в глаза, которые все так же смотрят мимо меня.

– Не против, – Миша отставляет бутылку и врезается в меня своими голубыми арктическими льдинками. Похоже, основная буря улеглась и теперь он снова стал привычным и собранным Мишей, которого я знала.

– Сейчас вернусь с аптечкой, – провожу пальцами по кровавой повязке и аккуратно кладу его руку обратно на пол. На кухне выпиваю стакан воды, чтобы хоть как-то вернуть себе потерянную с утра влагу и забираю с верхней полки коробку с аптечкой. Ее я приметила еще вчера, пока занималась готовкой салата и искала специи. Как это было давно…

Возвращаюсь к Мише и присаживаюсь на колени. Аккуратно разрезаю ножницами узел на ладони и стаскиваю с нее пропитанную кровью ткань.

– Порез небольшой, но глубокий, – прикусываю губы и открываю бутылочку с перекисью.

– Жить буду? – усмехается Миша и опять отпивает из бутылки.

– Будешь, – перехватываю у него бутылку и делаю обжигающий глоток, от которого все тело передергивает, – почти не кровоточит, так что сейчас обработаю и заклею пластырем.

Наливаю на большой кусок ваты перекись и протираю место вокруг раны и всю ладонь, чтобы максимально стереть кровь. От ее вида меня уже мутит, но я стараюсь не подавать вида. Заклеиваю пластырем и складываю все обратно в аптечку.

– Лучше бы швы наложить, – опять беру его ладонь в свои и осторожно поглаживаю подушечками пальцев горячую кожу, – спасибо.

– За что? – уголок Мишиной губы слегка дергается и криво едет вверх.

– За то, что спас мне жизнь, – всматриваюсь в его прозрачные глаза, в которых на секунду вспыхивает удивление.

Черт! Да умею я быть благодарной и не такая дура, как Миша себе придумал.

– В город, значит, завтра? – оборачиваюсь на скрывающуюся под усиливающимся с каждой минутой снегом, машину и возвращаюсь к нему.

– Да, – его голос становится задумчивым, – до обеда отрою и завезу куда хочешь. Хватит, Снежа.

– Ты прав, – с облегчением усмехаюсь сама себе. – Хватит.

– Не могу рядом с тобой, крышу сносит. Да и вся затея была глупой с самого начала.

– Была…

– Мне казалось, тебя зацепило так же сильно, как и меня в ту ночь. Но это не так, я ошибся.

Прикрываю глаза и молчу. Зацепило, Миша даже не представляет как. Поэтому и сопротивлялась так отчаянно. Страшно. И в первую очередь оттого, что оказывается, я совсем себя не знаю. Как вообще можно себе признаться в том, что нравится, когда тебе причиняют боль. Порка. Серьезно? Я же не настолько больная.