Пользуясь этим постоянным, сезонным обновлением, как рыбаки в путину, местные “промысловики” общепита и питейного бизнеса торопились завлечь в сети своих рестораций всё новых и новых клиентов, готовых выложить за свой заслуженный и долгожданный отдых значительные средства, которые они, собственно, копили весь трудовой год, готовясь к их трате в отпуске. Находясь здесь, они были готовы выделить и потратить— щедро или прижимисто – на все эти свои увеселения в городе, который заслуживал и требовал от них ежедневно соответствующих дневных и ночных расходов. И неважно, хорошо ли готовят, обслуживают или привечают клиентов в местных многочисленных торгово-развлекательных заведениях и в сфере питания этого южного города. Вся эта праздная здесь публика, постоянно меняясь в своем составе, представляла собой подобно безликой, разносортной рыбе, идущей на нерест в сети рыбаков в путину, денежную клиентуру, “мечущую” деньги, охочую до развлечений в курортный сезон, длящийся в Ялте с мая по октябрь каждый год, с небольшими вариациями, в зависимости от погоды. И пик этого сезона “прихода” отпускников в Ялту приходится на конец июля – середину августа, когда пришлый народ заселяет всё что можно на ЮБК, включая все её окраины и городские поселки, относящиеся к Большой Ялте.

– Ну, а, вообще, так называемая Большая Ялта включает в себя как минимум с десяток населённых пунктов на побережье, таких, как Ливадия, Гаспра, Мисхор, Кореиз, Алупка, Симеиз, Кастрополь, Форос, с той стороны, – Мишка манул рукой в сторону Ласточкиного гнезда, – и Большой Массандры, Никиты и мелких населённых пунктов вплоть до Гурзуфа. А сама Ялта разрастается от побережья вверх на холмы и предгорья. Что же будет здесь, – обвёл он рукой пространство вокруг себя, – через 100 лет?

– Хороший вопрос, – подумал я философски про себя, понимая, что здесь, конечно же, всё изменится со временем. В лучшую, или в худшую сторону – это, уже, другая тема…

Идя дальше по удивительно многолюдной в это позднее время набережной, Михаил много чего порассказывал мне об её прошлом и нынешнем облике с её всевозможными ночными заведениями. Он же, как местный, знал все эти реалии дневной и ночной жизни его родного города. Влада по большей части молчала, слушая наш разговор, идя с ним под руку.

Было очевидно, что пользуясь наличием этого периода массового заезда приезжих (почти как миграции лосося в реку образно пошутил он), в Ялту шёл и невидимый поток иной категории граждан, которые хотели и имели неплохие возможности получить свой кусок праздничного пирога с праздной публики, отдыхающей на набережной. К ним относились, как всевозможные воровские гастролеры (но это – отдельная тема), так и добропорядочные граждане, которые за счет своего искусства, умений, каких-либо музыкальных или артистических талантов или отчаянного энтузиазма, могли попробовать раскрутить публику на деньги. К этой когорте тружеников имели отношение, как молодые ребята, которые в костюмах зверушек, котов, зебр, лошадей и т. д., честно отрабатывавшие свой заработок днём и вечером, ходя в жарких, потных, плюшевых костюмах, раскручивая публику на фотографии с ними, так и многочисленные самодеятельные певцы и, талантливые и не очень, музыканты и исполнители всех мастей.

Их было реально много на таком ограниченном пространстве набережной около полутора километров в длину, соглашался я с наблюдениями моего ялтинского друга: молодых и не очень-скрипачей, баянистов, аккордеонистов, трубачей, саксофонистов и даже какого-то затесавшегося сюда дедка – “щирого” хохла с оселедцем, одиноко перебиравшего струны на своей огромной домбре, а также фокусников – по большей части мнимых – я вспомнил мою вчерашнюю предвечернюю прогулку с Мишкой по Ялте. И, в конце этих честных и не очень, самодеятельных тружеников, стояли нищие и бомжи, которые тоже рассчитывали на свою краюху подаяния от щедрой ялтинской публики…