– Я никогда не хотел просто сделать тебе больно, – после долгого молчания сказал он.

Лина прислушалась, но не шелохнулась.

– Для вас все кажется нормальным… вы гуляете, трахаетесь напропалую, не задумываясь о том, что будет чувствовать тот, кому вы достанетесь… если бы я опоздал, ты бы стала такой же, как все эти швали, трясущие своими дырками, как пряниками, перед всяким отрепьем. А разве такой ты хотела бы быть, а, Лина?

– Нет, – ответила та. Она не помнила, чтобы называла ему свое имя. Но он с самого начала знал его. Вполне возможно, она сообщила его при знакомстве, которого совсем не помнила. Но оставалась надежда и на то, что он узнал его от Маши. Могло ли это означать, что он не убил ее? Вряд ли… ведь с его взглядами на жизнь и строгими требованиями к женщинам он не стал бы мириться с такой, как она. Маша не была девственницей, и хозяину бы это вряд ли понравилось.

– Вот и я о том же! – оживился он. – Ведь ты должна понимать, что я о тебе забочусь, дурочка.

Со стороны хозяин казался вполне нормальным. Но уверенность и фанатизм, с которыми он вещал совершенно абсурдные для Лины вещи, убеждали ее, что он невменяем. А ведь со временем именно эта уверенность и заставила её поверить ему. Он так рьяно отстаивал свои идеи, что Лина невольно задумалась, вдруг за этим нечто большее, нежели просто безумие.

– Когда-нибудь ты поймешь, что я прав. Я надеюсь, что это произойдет как можно скорее, и нам обоим не придется так сильно мучиться. Понимаешь?

– Угу, – Лина кивнула, хотя с трудом улавливала суть его слов.

– Я правда не хочу, чтобы ты страдала. Я хочу сделать тебя счастливой. Ты должна это понять. Должна. Подойди ко мне, зайка, – хозяин нежно улыбнулся, что на первых порах было редким явлением.

Лина медленно подошла к стулу, уже зная, что последует дальше. Она ненавидела это, но все реже сопротивлялась. Она знала, что хозяин в любом случае сделает свое дело вне зависимости от того, будет она сопротивляться или нет. Отличие заключалось в том, что при повиновении она не оказывалась избитой.

– Я же люблю тебя, – притянул к себе Лину хозяин и усадил на колени. – Когда-нибудь ты поймешь это и тоже меня полюбишь. Вот увидишь. Скорее всего, ты меня уже любишь, просто не знаешь. Но я помогу тебе поскорее понять это.

Из глаз Лины потекли слезы, ее била мелкая дрожь, но она сидела в молчаливом ожидании, мысленно убеждая себя, что все это происходит не с ней.

Это кто-то другой сидел на коленях у этого ненормального. И кому-то совершенно другому, а вовсе не ей, он залезал под юбку и хозяйничал в трусиках этой совершенно незнакомой девочки, которой Лина абсолютно не являлась и к которой не имела никакого отношения.

Она продолжала безмолвно повторять себе: «это не я, это не я, не я…» – а он гладил кого-то другого по влажному от слез лицу, думая, что делает этой другой приятно.

– Тебе нравится? М? Нравится? – спрашивал он, нависая над какой-то незнакомой Лине девушкой, распластанной на полу.

Та другая девчонка кивала, чтобы он ее не ударил. А он верил ее лжи и ускорял темп. Он не разрешал той несчастной закрывать глаза и отворачиваться, заставлял смотреть на его вспревшее тело. Он красовался перед ней, зная, как напрягаются его мускулы при каждом движении.

Незнакомая Лине девочка чувствовала, как на ее грудь, живот и лицо опускалось что-то влажное и ослизлое. Она ощущала это на губах и неимоверным усилием заставляла себя сдержать рвотный позыв. Ведь она, Лина, помнила, как хозяин злился, если ее тошнило от спермы. Когда подобное случилось впервые, он пытался заставить ее вылизать все, что она сблевала. Тогда Лина отказалась, за что хозяин избил ее до полусмерти.