Три комнаты это конечно слишком много для одного человека. Но теперь у него есть Джек, которому явно будет комфортнее носиться по ста квадратным метрам, а не ютиться на паршивой двадцатке. К тому же за съёмную квартиру приходится платить. И не мало.

В общем, аргументов нашлось слишком много, чтобы их игнорировать и Игорь решился хотя бы съездить туда. Для начала.

– Ты, дружочек, побудь пока тут. Я одной ногой там, другой здесь. Не скучай, пушистик, – сказал Игорь, одеваясь.

Джек внимательно смотрел маленькими круглыми глазками и, казалось, понимал всё, что говорит ему человек. Если бы однажды Игорь обнаружил, что Джек стоит у плиты и жарит яичницу, он бы вряд ли сильно удивился. Игорь сунул в карман куртки звякнувшие ключи и покосился на документы. Он боялся их, как огня, не хотел прикасаться к ним. Они стали символом всех его утрат. Ему казалось, если он возьмёт их в руки – непременно случится ещё что-то плохое.

Мотнув досадливо головой, он вышел на лестничную площадку и закрыл дверь прямо перед носом любопытного котёнка.

***

Игорь стоял перед тумбой в обезличенной квартире и смотрел на файл, в котором лежали документы. Внизу у парадной ждала грузовая машина со всем его небогатым скарбом, большинство из которого составляли четыре коробки с книгами. На днях Игорь принял решение – позвонил хозяину квартиры и сообщил, что съезжает. Пора возвращаться домой.

Он взял документы, спешно сунул их в рюкзак, сразу показавшийся невыносимо тяжёлым, и быстро вышел из квартиры, подхватив по пути переноску, где сидел Джек и с интересом тыкался мордочкой в чёрную сетку своего маленького дирижабля. Игорь закрыл дверь, кинул ключи в почтовый ящик, как было оговорено с хозяином, не нашедшего времени приехать и вышел на улицу, где сияло солнце и сладко пахло скорой весной. Формально, она уже наступила, но в Петербург по-настоящему она приходит лишь в начале мая.

– Едем, начальник? – поворачивая ключ зажигания и заводя тарахтящий мотор, спросил усатый водитель в тельняшке и потрёпанной серой куртке. В кабине стоял слезливый запах пота и машинного масла.

– Едем, – Игорь пристроил на коленях переноску, сунул под ноги рюкзак и уставился в окно, глядя как деревья во дворе махают ему на прощание наливающимися весенним соком ветвями.

Сердце Игоря чуть кольнуло. Он уже привык к этому своему временному пристанищу и было грустно уезжать, сознавая, что сюда вряд ли ещё когда-нибудь вернётся.

***

Когда мать пропала, оставив короткую записку со словами извинений и просьбой, чтоб они не пытались её искать, за воспитание внуков взялась бабушка по отцовской линии. Отца своего парень никогда не видел. Он умер, когда тот ещё был совсем маленьким.

Игорь и его старшая сестра Полина формально остались сиротами. Бабушка, бойкая женщина суровой советской закалки, в кратчайшие сроки оформила над детьми опекунство. Государство платило ей пособие за двух детей и довольно высокую пенсию, которую женщина заслужила статусом ветерана труда. К тому же она ребёнком жила в блокадном Ленинграде и получала, пусть и крохотную, надбавку как «блокадница». От мужа военного ей осталась трёхкомнатная квартира в престижном Московском районе, где и стала жить вся её немногочисленная семья.

Игорь с Полиной ни в чём не нуждались. Даже когда наступили трудные времена после развала Союза, дети не догадывались о финансовых потрясениях всей страны и бабушки.

После смерти отца Игоря, мать так и не смогла или, что вернее, не захотела ужиться со свекровью, хоть та всячески старалась не стать зловредной женщиной из анекдотов и принимала жену своего умершего сына как родную дочь. Мать Игоря терпела свою горькую долю вдовы, да так и не смирилась, однажды просто исчезнув из жизни своих детей.