– Это от потери крови. Хочешь отдохнуть?

– Нет-нет! Говори со мной. Беседа отвлекает от боли. Быть может, я даже сумею уснуть…

– Ты зря оттолкнул мою руку. Разве тебе неизвестно, что при помощи прикосновений люди издревле облегчали свои и чужие страдания? Правда, у одних это получается лучше, у других хуже. Тут важна не только сноровка, но и врожденные способности. Не хочу хвастаться, но многим мои руки помогли.

– Почему ты тогда касаешься моей головы? Ведь болят ноги.

– Потому что сосредоточие всех наших чувств находится именно в голове. Здесь и боль, и удовольствие, и страх, и торжество.

– Сейчас у меня там только боль… И ещё тоска.

– С болью мы как-нибудь справимся… Боль – это очень просто. Её испытывают все твари, даже самые примитивные. С тоской сложнее. Тоска – порождение нашего разума. Просто так её не развеешь.

– Разве тоска не свойственна животным?

– Нет, они воют, подзывая себе подобных, или, наоборот, отпугивая их. Но выть с тоски от невозможности остаться наедине с самим собой способен только человек… Тебе лучше?

– Немного.

– Эх, иметь бы сейчас хоть чуть-чуть водки!

– А это что?

– Такое питье. Оно похоже на ваш кисель, только гораздо забористей. Конечно, водка не лекарство, но иногда она помогает скрасить жизнь. Нет лучшего средства, если тебе хоть на время нужно забыть о горестях и несчастьях. Кроме того, водка успокаивает боль… Это тоже порождение нашего разума, хотя и совсем в другом смысле.

– Вам можно позавидовать… Вы обрели секрет счастья.

– Ну, не совсем так. Иллюзорное счастье имеет свойство превращаться в болезненное пристрастие, со временем разрушающее и тело, и душу. Зачем тратить себя на работу, на любовь, на детей, если счастье можно найти прямо в кружке? Каждое благое дело может обернуться злом. И наоборот, что, наверное, ещё хуже. Ты согласен?

Но Свист уже спал: метался, постанывал, шарил вокруг себя руками – но все же спал.

– Похоже, степень моей уязвимости возрастает, – сказал Темняк самому себе. – Теперь мне придётся заботиться не только о самом себе.

Сразу после пробуждения Тюха доложил:

– Я не смог выполнить твою вчерашнюю просьбу. Никто на мои призывы так и не отозвался. Зато я нашел столько оружия, что его может хватить на несколько схваток сразу. И всё самого отменного качества. Такой богатый участок мне на Бойле ещё не попадался.

– Я уже и сам заметил это, – размотав самодельные бинты, Темняк осматривал рану Свиста. Выражение при этом он имел такое, словно собирался отобедать блюдом из дохлых мух.

– Ну как? – поинтересовался Свист, после ночной беседы признавший Темняка чуть ли не закадычным другом.

– Не знаю. То, что появился гной, это, наверное, хорошо. А то, что опухоль дошла до колена, наверное, плохо. Впрочем, будем надеяться на лучшее. Организм молодой, крепкий… Что это у тебя с лицом?

– Ничего, – Свист в недоумении стал ощупывать свою физиономию.

– Как же ничего, если ты весь пошел черными пятнами!

– Ты, между прочим, тоже.

Очень скоро выяснилось, что этой участи не избег ни один из боешников. Все они за ночь стали похожи то ли на трубочистов, то ли на чертей.

– Поздравляю с первым знаком отличия, заработанном на Бойле, – сказал Тюха. – Теперь никто не посмеет назвать нас новичками.

– Неужели это Смотритель постарался? – Темняк понюхал пальцы, которыми только что скреб свою боевую раскраску.

– Больше некому.

– Как же мы его прозевали?

– Сон сморил.

– Вас он, может, и сморил, а я всегда сплю чутко, вполглаза.

– Значит, Смотритель имеет над нами куда большую власть, чем это кажется.

– Эти проделки ему тоже зачнутся, – сказал Темняк, и было непонятно, шутит он или говорит серьезно.