Борис Александрович правит с мудростью Августа. Он победил москвичей у Ржева, как Авраам у Дамаска. «Он созидает церкви и основывает города, мудрого устройства которых ни у кого нет слов описать, и строит села». «Много есть цветов различных, но один среди них державный. Много есть великих князей, но нет такого, как государь наш великий князь Борис Александрович. И сей по милости Божией есть держава и опора нашему городу». «Соревнуясь со своими праотцами», он превзошел даже прежних тверских князей!

В своем пафосе инок Фома не только книжен, но и конкретен. Он вспоминает множество деяний Бориса Александровича, хорошо известных тверичам, и обосновывает ими похвалы великому князю, еще не называя его царем. Но в годы великого княжения Михаила Борисовича, когда Афанасий Никитин собирался в дальний путь, в «Предисловии летописца княжения Тверского» тверские князья были названы царями и самодержцами. «На мудрости основаны твердость и крепость стен, и утверждение ворот … благочестивый самодержец … – писал летописец, – на твердом камне Христовой веры, которая никогда не поколеблется бурею забвения, как и любовь к Церкви Божией Михаила, великого самодержца. Поистине искусно основал себе дом премудрости, богоразумный град, в основании которого положил страх Божий в сердце, как камень веры, и крепко стены водрузил, то есть, благие нравы»[136].

Эта державная тенденция «богохранимаго града Твери», о котором писал инок Фома, была выражена также в изученной Б.М. Клоссом тверской агиографии, продолжавшейся и в XVII в.[137] Традиция прославления тверских «царей» отразилась в найденном А.Н. Насоновым «летописце о великих княжениих» в списках первой половины XVII в.[138] Как видим, даже покорение Твери Иваном III и ее разорение Иваном IV не заставили тверичей отказаться от сознания, что именно их земля есть духовный центр мира, что именно они – истинный краеугольный камень Святой Руси.

Тем паче не было никаких сомнений у Афанасия Никитина, когда он собирался в путь, взяв охранную грамоту у слишком юного для самостоятельного правления великого князя Михаила Борисовича. Тверь была лучшим городом мира, ее князь – идеальным правителем, а ее купцы – первыми среди всех. Тверской купец не был ограниченным местным патриотом: он любил всю Русь, центром которой была Тверь. Кроме Твери важным центром была Москва, чьи купцы соревновались с тверскими, а великий князь имел влияние, с которым следовало считаться в дальней дороге. Но ведь он приходился Михаилу Борисовичу Тверскому зятем, Москва процветала при своей великой княгине из Твери, так что проблем с москвичами не было. Афанасий Никитин просто и естественно использовал их в своих целях.

Раздобыв в кредит значительные средства на свою Каспийскую экспедицию и закупив нужные товары, купец озаботился безопасностью маршрута. Хороший прием в городах на Волге и берегах Каспия ему должны были обеспечить грамоты, удостоверяющие, что он – добропорядочный купец под защитой Твери. Смысл этих грамот нужно пояснить, уж больно слабую они давали защиту в пути. Заодно мы представим себе, что за путь Афанасию Никитину предстоял.

Ни гарантии безопасности, ни просто надежной защиты в русской земле и тем паче за ее пределами грамоты дать не могли. С современной точки зрения Волга ниже Нижнего Новгорода представляла собой сплошное разбойничье гнездо, где промышляли банды всех окрестных племен, не исключая русских и включая крупные, хорошо организованные пиратские флотилии. Причем наши профессиональные пираты, новгородские и вятские ушкуйники, грабили не менее лихо, чем татары и ногайцы, марийцы и чуваши, и т. д., и т. п. (не хочу никого обидеть невниманием – все, кто жил или кочевал по берегам Волги, в этом отличились).