Олхазар задел друга за живое. Эта тема для Сурхо была очень тяжёлой. Он знал, что многие за спиной его осуждают, но пока ничего не мог предпринять. Он, конечно, мог бы беспрекословно приказать сыну уйти со службы, и это было бы немедленно исполнено. Как глава целого народа, который жил в составе огромного государства, он должен быть хорошо осведомлённым. Это было очень важно. Так как его народ составлял основное большинство, он имел более весомый авторитет среди таких, как он, из других народностей. Более того, он хорошо знал, что, как и его сын, многие соплеменники были воинами и получали жалованье от кагана и бека. Конечно, были и такие, которые наживались грабежами. Сурхо это всячески осуждал, хотя в общественных местах приходилось иногда молчать.
– Да, Олхазар, это повторяется из года в год. Ты спрашиваешь про Дадаша, а что он? Иногда удивляет меня своими мыслями. Считает, что не за горами то время, когда нахи будут править каганатом, и что это будет наше государство. С трудом в это верится, но он в этом абсолютно убеждён.
– А что? Дадаш – умный парень и зря ничего говорить не будет. Он среди них, и ему виднее. Будем молиться за него, – сказал Олхазар. – На днях привезли новую партию. В основном молодые, красивые девушки. Говорят, напали на какой-то городок, почти всех порубили: стариков, мужчин, даже детей не пожалели, – с грустью произнёс Олхазар. – Знаешь, на этот раз и покупателей приехало много, со всех концов. В основном арабы да много чужестранцев всяких. Я полагаю, что на всех и не хватит этого живого товара. Мне так жалко было смотреть на них, особенно на одну девушку. То ли она участвовала в бою, то ли сопротивлялась, но уж больно побитая и, видимо, не из простого люда. По всему телу синяки, и на ногах еле держалась. Рядом стоявшие поддерживали её. Я бы купил её, но именно за неё и просили много. У меня не было такой возможности. Привёз бы, как родную дочь, и в обиду не дал бы, но… – Олхазар замолчал и задумался.
– А когда ты успел-то там побывать? – спросил Сурхо.
– На днях. Ты был в отъезде. Возил пшеницу в Семендер. Почти всё продал. Вот один бык у меня уже не годится взапряг, что-то с ногой. Видимо, придётся на мясо пустить, еле-еле доехал до дома. Так вот, у меня не раз возникала мысль купить какую-нибудь красавицу. А что? Старухе помощница, и сам, глядишь, помолодею, – на лице появилась озорная улыбка, посмотрел на друга, на его реакцию: – Но перед детьми будет неудобно. Старые мы уж больно…
– Шутишь, Олхазар? Только что говорил, что принял бы как родную дочь, а теперь о молодой жене думаешь. Мы не раз, как и наши предки, захватывали пленников. Но это происходило и происходит в бою. Затем мы их отпускаем, после определённой работы или выкупа, или обмениваем на наших. Хотя наши воины редко попадают в плен.
Сурхо сделал небольшую паузу, как бы собираясь с новыми мыслями. Олхазар, видя, что он не закончил, не стал его перебивать и молча слушал.
– Мы это делаем с целью восстановления причинённого ущерба. Остаются вдовы с осиротевшими детьми. Вон их сколько. Сердце от боли сжимается, когда вижу, как они выполняют непосильную для их плеч мужскую работу. Допускаю, когда дети уже взрослые, а с малолетними на руках как быть? Им нужна помощь, и за это мы в ответе, – как бы сам с собой разговаривая, рассуждал Сурхо.