– Так задницы ж нет… – притормозила Нюська.
– Господи, что за человек Шариков? Ни бабок, ни мозгов, ни задницы! – огорчилась я, но тут же оживилась, не в моих правилах отступать при первой же трудности! – Зато есть брюки! Зачем ему брюки без задницы? И рубашки есть, и пиджаки! Смотри, какой скучный, серый, неромантичный пиджак. Мы с тобой сейчас изобразим из него шедевр!
– Точно! – Нюська хищно щелкнула ножницами в воздухе и ухватила что-то пестрое, шелковое, дивной красоты. – Так, сейчас мы это сюда… Новую рубашку ему… французскую…
– Новую? – оживилась я. – Новую не трожь. Мне отдай, я носить буду. Ты ему лучше сюда пришей… ой, какой слоник! Шариков-то у тебя стринги носит, шалунишка? Вот слона мы ему и пришьем!
– На штаны, – решила Нюська. – Прямо на самое рабочее место! И еще подпишем, что рабочее! Тащи маркер…
– А на рубашечке сзади напишем расценки, а то ж ему, бедному, тяжко будет новую мамочку найти, – пробормотала я, выгребая из ящика стола разноцветные маркеры. – Вот этим, он в темноте светится.
И, пока гениальная мысль не сбежала, растянула белую рубашку и написала на спинке: «Альфонс, недорого, оплата почасовая» и, еще чуть подумала, добавила, чтобы не вводить дам в заблуждение: «Made in Tambow».
Нюська одобрительно покивала и требовательно протянула руку за маркером. Я послушно отдала и вытянула шею, с интересом глядя, как Нюська пишет на спине пиджака крупными, хоть и самую чуточку косыми печатными буквами, украшая некоторые, для лучшего понимания, завитушками: «Жывотное не кормить, бабла не давать, пиз***жу не верить».
4. Глава 4. Сокровища мадам Преображенской
Кого хочу я осчастливить,
Тому уже спасенья нет.
(В.Вишневский)
Анна
Взззз…
Я застонала и сжала ладонями норовящую расколоться голову.
Ненавижу коньяк!
Вззззз….
Да чтоб тебя! Кто там ломится в дверь, когда мне и без визитеров хреново?! Ненавижу тех, кто ходит в гости по утрам! Только зашла в сортир! Посидеть, о вечном подумать…
Взззз-з-з-з!
Ненавижу дверной звонок! Всех ненавижу! Вот сейчас, сейчас как встану, как открою, как пошлю…
С внешней стороны двери ужасно громко щелкнула задвижка. Вот же… Сто раз просила Лешку переделать! Но ему всегда было некогда, так что сортир запирается только снаружи… а изнутри не запирается, потому что задвижка… Тьфу, что за дурацкие шутки?!
– Янка!
– Сиди-сиди, я открою! – омерзительно бодро заявила сестрица. – И не нервничай, вдруг там всего лишь Надь Пална?
А вдруг нет?.. Что, если пришел Леша? Вдруг он вернулся, не может же он вот так просто все перечеркнуть? Мы же семь лет вместе! Конечно, трудности случались, но у кого их нет? Но Янка… Господи, если это и правда Леша, Янка… она же сейчас ему такого наговорит!
– Выпусти меня немедленно!
– Выпущу, выпущу… Вот только дверь открою, и сразу выпущу! – пообещала Янка и щелкнула дверным замком.
Повисла такая мертвая тишина, что я поняла – закон подлости сработал.
Это все-таки Леша. И Янка сейчас…
Я зажмурилась и застонала, прижавшись виском к холодному кафелю стены. А в коридоре раздалось:
– Куда это ты намылился, Шариков? Стоять! Вот твое шмотье, забирай и проваливай.
– Янка… что ж ты делаешь… – прошептала я.
Крикнуть не смогла, горло перехватило. Я слишком отчетливо представляла, какое у Леши сделается лицо, если он услышит мой панический вопль из туалета. И – замерла, надеясь непонятно на что. Может быть, что Леша сейчас скажет, что его вчерашние слова были ошибкой, что он на самом деле меня любит и жить без меня не может?
Правда, я точно знаю, что Янка ему ответит: не можешь – не живи, Шариков. Или еще хуже, начнет его тыкать носом в наши финансовые сложности.