Погружаясь в мысли, смотрю в окно. Дети бесятся на детской площадке через дорогу. Один толстый мальчик держит в руке вафлю и пытается при этом раскручивать двух своих друзей на карусели. Один из них что-то кричит, а потом толстяк роняет вафлю на землю. Наверное, обидно. На окно прямо передо мной приземляется голубь черного цвета. Смотрит на меня слишком долго для голубя, а потом издает какой-то звук. Как обычный голубиный курлык, только не похожий на птичий. Как будто что-то выговаривает. Рядом с ним приземляются еще два голубя, справа и слева. А потом еще два. По их совместному пению я начинаю различать буквы. Они говорят: «ТЫ», «СДОХНЕШЬ», «ПОЛ», «УМРЕШЬ», «МАРСТОН», «СДОХНЕШЬ», «ПОЛ», «ТЫ», «УМРЕШЬ», «МАРСТОН», «СДОХНЕШЬ», «ПОЛ». Черт, что?

Птиц становится все больше. Та, что прилетела первая, начинает биться головой о стекло, затем к ней присоединяются еще две, а потом еще две, и будто бы по мере появления новых птиц, они все начинают биться головой о стекло. У первого голубя уже не осталось следов от клюва, лишь кровавое месиво. Глаза также залила кровь. Будто тряпичная кукла на ножках бьется головой о стеклянную раму. Постепенно с его сородичами происходит то же самое. Тысяча птиц стучится лбами в стекло, напевая свою жуткую песню: «ТЫ УМРЕШЬ, ПОЛ МАРСТОН! ТЫ СДОХНЕШЬ, ПОЛ МАРСТОН!». Я схожу с ума? Да, скорее всего. После очередного раскачивания в унисон, стекло начинает трескаться. Трещина идет справа сверху к середине. Слева повторяется то же самое. Следующие трещины двигаются параллельно из нижних углов. Затем прошлые трещины повторяются в один цельный рисунок. Это восемь ног. Это паук. На стекле расположен паук! Только без брюшка. Где же оно? И тут голуби пробивают огромную дыру прямо по середине стекла. ВОТ И БРЮШКО! Точно! Этот рисунок я запоминаю. Он отражается в памяти, как отражается свет лампы в темноте еще несколько минут, если посмотреть прямо на нее, а затем закрыть глаза. Так и тут. Рисунок перед глазами. И резкий стук. Кружка с чаем на столе. Бум!

– С вами все в порядке? – официантка смотрит испугано – наверняка, у меня глаз все еще красный, выгляжу не очень.

– Да, конечно. Я просто задумался…засмотрелся в окно. Спасибо.

Достаю из кармана еще две таблетки, которые, судя по описанию, избавляют от диареи, и запиваю их крепким черным чаем. Жаль, что без сахара. И без печенья. Я бы не отказался.

11

После очередного приема таблеток, я замечаю, как в дверях появляется Диана. Скорее, по своему привычному обычаю, чем по случаю, во всем черном. Мне становится смешно от одной мысли, как человек старается поддерживать свой образ какого-то экзорциста. Я психолог, говорит. Сначала мы приветливо улыбаемся и решаем вопросы людей, в деловом костюме и в приятной обстановке, а затем приходим во всем черном решать магические проблемы. Я улыбаюсь, и Диана считает, что эта улыбка для нее, машет мне рукой и быстрым шагом продвигается к столику. Спешно усаживается напротив меня.

– Привет, Пол.

– Привет.

– Как ты себя чувствуешь? – явно бросается в глаза мой внешний вид.

– Честно говоря, бывало и лучше. Но пока не так страшно, как выглядит.

– Как Николь?

– Все хорошо.

– Мэтью?

– Тоже в порядке.

В ее взгляде выражается неподдельное беспокойство. Значит эта хрень может скоро задеть и мою семью. Видимо, мне стоит поторопиться.

– Значит, ты нашел его?

– Да, но скорее ее.

– Рассказывай.

И я рассказал ей все с самого начала. Как почти два года назад Оливия Паттерсон семидесяти семи лет обратилась ко мне за помощью. Значит сейчас ей семьдесят девять! Опять семьдесят девять! У нее были долги на сумму 62 тысячи долларов. И как я предложил ей помощь по работе с кредиторами и с коллекторами, вплоть до списания всех ее долгов. И что ситуация ее была максимально простой, отчего я дал ей стопроцентное обещание решить эту проблему. Рассказал и о том, что проблема эта не решилась из-за банальной случайности, с одной стороны, и из-за ужасной халатности людей, с другой стороны. А также из-за моей глупости, в том числе, и из-за безответственной глупости моих сотрудников. Диана не перебивала. То есть вообще не перебивала. Не сказала ни единого слова на протяжении всей моей истории, но затем сказала то, что я и так знаю.