В «подвале», где все ярче разгорается материнский гнев, мы узнаем, что отсутствие поддержки со стороны партнера уходит корнями в социальное и культурное неравенство между полами. Отмотаем время назад и вспомним мать и ребенка, разбившего кувшин. Возможно, каждое утро мама остается с ребенком совершенно одна, потому что отец рано уходит на работу. Ее муж зарабатывает меньше, но начальник разрешает ей работать из дома по утрам, чтобы та не жертвовала «материнскими обязанностями». Мужу же такой возможности работодатели не предоставили. Да он и не просил, поскольку в его офисе так не принято. Никто из его коллег мужского пола не работает из дома. Если подумать, ее супруг даже не уверен, есть ли у кого-то из них дети. Для матери работать из дома – значит быть рядом с ребенком, если тот заболеет и не сможет пойти в детский сад. Вся ответственность по заботе о малыше в таком случае ложится на ее плечи, несмотря на то что мама тоже работает. Рабочий график матери порой бывает более гибкий, чем у отца, – этот момент кажется незначительным и безобидным на фоне других проблем, но все же он является результатом структурного неравенства. В результате чего вся основная ответственность и забота о ребенке неизменно возлагается именно на мать. В момент, когда муж целует жену на прощание и уходит на работу, а их ребенок бьется в истерике на полу, раздражение внутри матери постепенно нарастает.

Возможно, накануне вечером, перед тем как ребенок разбил кувшин, она попросила мужа повесить полку для ее коллекции повыше, чтобы их подрастающий сын не мог до нее дотянуться. И вполне вероятно, он лишь отмахнулся от просьбы жены, сказав: «Да успокойся, он не достанет». Размышляя над этим, мы понимаем, что в день, когда кувшин оказался разбит, мать злилась вовсе не на сына, а на мужа, ведь тот проигнорировал ее просьбу, посчитав ее переживания необоснованными. В глубине души она злится и на себя, потому что не настояла на своем, не прислушалась к своей интуиции и не убрала кувшин подальше. В «подвале», где скрывается первоисточник материнского гнева, мы видим, как страдают матери из-за пренебрежения их чувствами.

«Подвал» здания материнского гнева от пола до потолка заставлен пыльными коробками, в которых хранятся доказательства и подтверждения всех тех лишений, с которыми вынуждены мириться мамы в зависимости от их идентичности. Например, представим, что та самая мама с разбитым кувшином – темнокожая. В этом случае ситуация принимает иной оборот. Услышав звуки бьющегося стекла и крики, люди могут переполошиться и вызвать полицию. А это уже приведет к тому, что государство сочтет ее «никудышной» матерью. Службы защиты детей забирают малышей у темнокожих матерей в два раза чаще, чем у белых (что касается коренных американок, то там этот показатель и вовсе в три раза больше). Подобная статистика вызывает у людей неподдельный страх и тревогу, оборачивающиеся в конечном итоге психологическими травмами. Каждый день мы подвергаемся социальной и структурной дискриминации в зависимости от наших личных особенностей: лишний вес, происхождение, возраст, инвалидность. Это влияет на то, как мы справляемся с ролью матери, и еще больше распаляет женщин, в душе которых день за днем накапливается гнев.

Структурное неравенство, которое неминуемо вызывает стресс и злость, часто становится причиной финансовых проблем и ухудшения здоровья. Но что касается матерей, то, как правило, принято не копаться излишне глубоко в причинах их негативных эмоций. Все остается в рамках «кухни»: ребенок разбивает кувшин, мама кричит. Подобное описание событий не бросает вызов существующему положению вещей. Оно перекладывает вину на плечи матери. И правда, ну что за мать будет срываться на членах семьи?