Вот поэтому у меня и нет парня. Потому что мне не нужны простые смертные, я мыслю другими масштабами.
– О, у него татухи под рубашкой, видела? – пищит Роксана. – Почему я раньше не замечала…
Потому что она вечно прогуливает универ и не слышала бурные обсуждения бицепсов Аполлонова, проглядывающих через рубашку. А я, конечно, видела. Это же я его вырезала из архитектурного журнала по приказу моего личного таролога. Я там все, что могла, рассмотрела, сидя с маникюрными ножничками.
– Он женат?
– Понятия не имею, – отвечаю я, а сама, чтобы не думать о гипотетических женщинах Аполлонова, размышляю о том, успею ли сдать историю искусств на три дня раньше срока, чтобы расслабиться и сосредоточиться на курсовой. Ну в принципе, если сегодня Оксана быстро уснет и я накидаю первые десять пунктов таблицы, останется…
– Эй! Ты опять ушла в себя?
– Нет-нет, я слушаю.
Где бы взять сонную пыль, чтобы усыпить Оксану и не терять времени зря?
– Может, поедем на вечеринку к Нику? – внезапно предлагает подруга, уткнувшись в телефон.
– Я – пас.
– Голицын только что выложил пост, где зовет всех…
– У нас же кинопятница!
– Ладно, – сдается подруга.
Она стонет и находит под пледом на кровати пульт от приставки, чтобы включить первый попавшийся в новинках фильм, заранее зная, что уснет меньше чем за час, а я пойду клеить макет, потому что мне скучно ничего не делать руками. Почему, если есть возможность, не делать макет? Вот только Оксана не позволит мне это сделать, пока не спит, так что нужно просто пострадать от безделья минут сорок, а может, и меньше.
– Ты же лежишь и ждешь, пока я усну, чтобы достать клей? – спустя минут десять раздается ее голос из полумрака.
– Да, – признаюсь я.
– Ты неисправима.
Я знаю. И в уравнение моей подчиненной контролю и расписанию жизни однозначно вписывается ровно ноль ее спутников. Ну уж точно не два, как кое-кто мне нагадал.
Глава 2
– Так, девочки! Пока не начнем торжественную часть, по залу не бродим. Стоим на входе, раздаем программки, – командует мама и в который раз поправляет выбившуюся из высокой прически прядь волос. – Если встречаете деятеля культуры, делаете что?
– Улыбаемся и машем? – хихикает Роксана и ловит тяжелый взгляд.
– Дети мои, вы сведете меня с ума! – проговорив традиционно, она пытается спрятать смущенную улыбку. Для мамы нас с тринадцати наших лет двое, а вот Роксана никак не привыкнет, что у нее есть вторая, пусть и не родная, но мать.
Окси за годы нашей дружбы стала почти членом семьи. Она еще со школы остается у нас каждый раз, когда ссорится со своими – пару раз в месяц точно. Дедушка часто шутит, что нас с Оксаной перепутали в роддоме, потому что по духу (и любви к пышным торжествам) она гораздо больше вписывается в семью Ивановых, чем я, не любящая толпы гостей, алкоголь и громкие разговоры. Плюс последние десять лет мама красится в жгучую брюнетку, поэтому даже внешне Оксана не кажется чужой. И она не первый раз помогает на выставках моих родителей и знает, что не стоит лишний раз шутить и нервировать маму. Через пару часов, когда родители получат порцию заслуженных комплиментов и напряжение спадет, – пожалуйста, но не сейчас.
Чтобы разрядить обстановку, я обнимаю маму, шепчу ей, что все будет хорошо, и помогаю избавиться от надоедливой кудряшки, спрятав ту под красивую заколку. Мама делает глубокий вдох, а затем убегает от нас в самую гущу толпы. Мы с Роксаной остаемся у входа в выставочное пространство, где встречаем гостей. В черных строгих платьях, не самых удобных туфлях (все ради искусства) и с бейджиками. Наша работа настолько бесполезна, что ее мог бы выполнять даже стол, на котором лежат программки, что нужно раздать. Просто… стоять. Столы умеют это явно лучше нас. Тем более что никому лишние бумажки не нужны. Сегодня первый, самый важный день, и обычных людей, которые мало что смыслят в искусстве и которым