– Понимаю, – ответила она. – Вчера, как ты и хотел, я ходила в полицию. Но, видимо, опять придется проводить расследование самой. – Она дернула за заусенец и оторвала кусочек кожи, под которым проступила капелька крови. – Я все решу.

– Каким же образом? – непривычно строго спросил Рави.

Он сомневается в ней? Только этого не хватало! Он единственный, кто до сих пор не потерял в нее веру.

– Твой папа знает о том, что происходит? – уточнил Рави.

Пиппа кивнула.

– Он знает про мертвых птиц; первого голубя мы нашли вместе. Правда, мама решила, что тушки принесли соседские кошки. Про рисунки я тоже рассказывала, хоть он их и не видел. Когда папа пришел домой, они уже стерлись.

– Пойдем покажем сейчас, – сказал Рави настойчивее, чем обычно. – Давай.

– Что это даст? – вздохнула Пиппа.

– Он твой папа. – Рави демонстративно пожал плечами, словно озвучивая самую очевидную на свете истину. – И он два метра ростом. Пусть будет на нашей стороне.

– Он корпоративный юрист. – Пиппа отвернулась, поймав отражение своих пустых глаз в темном экране ноутбука. – Если бы вопрос касался слияния двух компаний, он бы себя показал. Но здесь другое. – Отражение нахмурилось. – Это моя сфера ответственности. Я справлюсь.

– Ты не на экзамене.

Рави почесал затылок, пытаясь унять фантомный зуд.

Он неправ, это именно экзамен. Проверка. Финальный суд.

– Это не школьный проект и не очередной сезон подкаста. Здесь не может быть ни победы, ни проигрыша.

– Я не хочу спорить, – тихо произнесла Пиппа.

– Разумеется. – Рави присел, чтобы их глаза оказались на одном уровне. – Мы не спорим. Я переживаю за тебя, ясно? Я хочу, чтобы ты была в безопасности. Я люблю тебя и всегда буду любить. Неважно, сколько раз ты чуть не довела меня до сердечного приступа или нервного срыва. Просто… – Он замолчал, и голос у него сорвался. – Очень страшно знать, что тебе хотят причинить боль. Ты – моя половинка. Моя малышка. Мой сержант. Я обязан защищать тебя.

– Ты и так меня защищаешь, – сказала Пиппа, удерживая его взгляд. – Даже когда тебя нет рядом.

Он ее спасательный плот, ее опора в понимании того, что на самом деле представляет собою добро.

– Вот и славно, – усмехнулся Рави, сделав пальцы пистолетом и направив на нее. – Хоть я и не мускулистый громила и не умею метать ножи лучше олимпийских чемпионов.

Губы против воли растянулись в улыбке.

– Ох, Рави. – Пиппа провела пальцем по его подбородку, потом запечатлела поцелуй на щеке, коснувшись уголка рта. – Ты ведь знаешь, что мозги всегда побеждают грубую силу.

Рави со стоном выпрямился.

– Черт, нельзя мне сидеть на корточках, задница просто отваливается.

– Вот и покажи ее моему сталкеру. – Пиппа засмеялась. Впрочем, смех оборвался, когда она вдруг задумалась о другом.

– Что такое? – спросил Рави, заметив перемену в ее настроении.

– Он умный, правда? – Она снова хохотнула, качая головой. – Умнее некуда.

– Почему?

– Сам посмотри. Бледные, почти незаметные рисунки, которые исчезают под первым же дождем. Я не успела их сфотографировать, и, когда рассказывала про них Хокинсу, тот решил, что мне привиделось. То есть меня изначально дискредитировали. Я даже сама задумалась, не мерещится ли? И мертвые птицы… – Она хлопнула себя ладонью по бедру. – Тоже очень умно. Если бы мне подкидывали кошек или собак… – Она вздрогнула: в памяти всплыл Барни. – Совсем другое дело. Это уже подозрительно. Но птицы… Они что дохлые, что живые – без разницы. Конечно, полиция не стала бы расследовать смерть голубей, это вполне естественное явление. Кроме меня – и тебя, разумеется, – никто не заподозрил бы неладное. Все специально так подстроено. Чтобы остальные могли найти разумное объяснение. Пустой конверт – попал случайно. Надпись про мертвую девочку – в стороне от дома. Я знаю, что ее написали для меня, но никогда не смогу доказать. Очень хитро. Изящно. В полиции меня принимают за больную, а мама думает, что ничего страшного не происходит: просто резвятся кошки и остаются следы от грязных шин. Мне не дают возможности позвать на помощь. Тем более все помнят, как я недавно облажалась. Этот человек, кем бы он ни был, очень умен.