После первой ночи благоразумно решили перейти на режим, при котором все пассажиры – и офицеры, и нижние чины – спали «вахта через вахту»: четыре часа каждый проводил в гамаке, следующие четыре – на палубе. Привычный распорядок, естественно и по необходимости, распространился на готовку, еду и все прочее. И тем не менее атмосфера на «Принцессе» была накалена. Офицеры вспыхивали по малейшему поводу, а количество экспертов, склонных критиковать каждый шаг Бэдлстоуна, сулило еще более серьезные неприятности. Устойчивые весенние ветра по-прежнему дули с северо-востока, и баржу сносило все сильнее, что приводило в исступление людей, которые не были дома много месяцев или даже лет. Норд-ост нес ясную солнечную погоду, обещавшую Англии обильный урожай, но среди раздраженных пассажиров «Принцессы» он рождал жаркие споры: должен ли Бэдлстоун взять к западу и попытаться поймать благоприятный ветер в Атлантике или пусть уж дальше ползет в выбранном направлении. Впрочем, оба лагеря были согласны, что Бэдлстоун неправильно ставит паруса, неправильно управляет рулем, неправильно задает курс и неправильно кладет баржу в дрейф.

Робкая надежда пробудилась однажды в полдень, когда еле ощутимое восточное дуновение сменилось более сильным юго-восточным. Прежде разочарования случались так часто, что сейчас никто не посмел вслух выразить радость, однако ветер явно крепчал и поворачивал против часовой стрелки, так что вскоре Бэдлстоун уже заорал на матросов, чтобы выбирали шкоты, и баржа поскакала по волнам, словно ломовая лошадь по вспаханному полю.

– Как вы думаете, какой курс? – спросил Хорнблауэр.

– Норд-ост, сэр, – неуверенно произнес Буш, однако Проуз со всегдашним пессимизмом мотнул головой.

– Норд-ост-тень-ост, сэр, – сказал он.

– Ну хоть отчасти к северу, – заметил Хорнблауэр.

На таком курсе они не приближались к Плимуту, но по крайней мере шансы поймать западный ветер у входа в Ла-Манш так были заметно больше.

– Ее сильно сносит, – мрачно проговорил Проуз, переводя взгляд с парусов на едва заметную кильватерную струю.

– По крайней мере, у нас есть надежда, – сказал Хорнблауэр. – Гляньте на облака – их все больше и больше. Мы не видели ничего подобного уже несколько дней.

– Надежда очень слабая, сэр, – ответил Проуз все так же мрачно.

Хорнблауэр глянул на Мидоуса у грот-мачты. Его лицо сохраняло все то же угрюмое выражение, но даже он наблюдал за парусами, рулем и кильватерной струей, пока не почувствовал на себе взгляд Хорнблауэра и не поднял на других офицеров невидящие глаза.

– Много бы я дал, чтобы посмотреть сейчас на барометр, – сказал Буш. – Возможно, он падает, сэр.

– Вполне вероятно, – ответил Хорнблауэр.

Он отчетливо помнил, как в ревущий шторм несся к Торскому заливу. Мария ждет в Плимуте, и она снова беременна.

Проуз прочистил горло и нехотя – поскольку предстояло сообщить нечто обнадеживающее – заметил:

– Ветер по-прежнему отходит, сэр.

– И вроде бы немного крепчает, – сказал Хорнблауэр. – Может, из этого что и выйдет.

В здешних широтах, когда ветер меняется с северо-восточного на южный и одновременно крепчает (в чем не было никаких сомнений), а небо, как сейчас, затягивают тучи, это верное предвестие шторма. Помощник сделал отметку на вахтенной доске.

– Какой курс, мистер? – спросил Хорнблауэр.

– Норд-тень-ост и полрумба к норду.

– Нам бы всего-то еще румб-другой, – заметил Буш.

– По крайней мере, Уэссан обойдем с хорошим запасом, – заметил Проуз.

Идя этим курсом, они уже приближались к Плимуту – незначительно, и все же сама эта мысль согревала. Небо затягивалось все сильнее, горизонт сжимался. По-прежнему можно было различить один или два паруса – далеко на востоке, поскольку ни одно судно не сносило так далеко, как «Принцессу». То, что они видели так мало кораблей, хоть и находились в непосредственной близости от Ламаншского флота, лишний раз свидетельствовало об огромности океанских просторов.