Мнение автора состоит в том, что подобная разноголосица, редко встречающаяся в истории науки, не может быть вызвана случайной причиной. Необходимо найти фактор, определяющий систематичность подобного многообразия мнений. Мне кажется, таким системообразующим фактором является «временная ось», на которой располагаются теоретические концепты в системе Л.С.Выготского.

Как отмечалось в психологической литературе, в творчестве Выготского можно выделить несколько этапов (см.: Брушлинский, 1968; Радзиховский, 1979; А.Н.Леонтьев, 1982; Ярошевский, Гургенидзе, 1982; Эльконин, 1984; Ярошевский, 1996; А.А.Леонтьев, 2001). Временные границы этих этапов не вполне четки, но наличие концептуальных узлов в работах Выготского позволяет достаточно уверенно назвать основные годы, соответствующие этим этапам. Примерно до 1927 года научная деятельность Выготского направлена на определение своего отношения к существующей системе психологических точек зрения. Данный этап прежде всего характеризуется критическим осмыслением основных принципов поведенческой психологии и завершается созданием работы «Исторический смысл психологического кризиса». Период с 1927 до 1931 года, когда Выготский обратился к проблемам, рассмотренным им в «Истории развития высших психических функций», связан с разработкой основных положений культурно-исторической теории. Наконец, последний период посвящен созданию теории речевого мышления, которая наиболее полно изложена Выготским в работе «Мышление и речь». Пожалуй, к перечисленному вполне можно добавить самый ранний этап в психологическом творчестве Выготского, когда в центре его внимания находились литературоведческие вопросы. Итогом этого периода стала работа Выготского «Психология искусства».

Наличие такой периодизации позволяет предполагать, что каждый этап развития теории Л.С.Выготского определяется особой целью. Однако, не менее логичным может быть предположение о том, что каждая из этих подцелей определяется, в свою очередь, некоторой общей и основной идеей. Здесь уместно припомнить слова Н.А.Бердяева: «Я прошел длинный философский путь. В нем были разные периоды. Внешне могло быть впечатление, что мои философские взгляды меняются. Но первые двигатели у меня оставались те же. И многое, что было в начале моего философского пути, я вновь осознал теперь, после обогащения опыта мысли всей моей жизни» (Бердяев, 1999, с. 74).

В качестве еще одного примера приведем высказывания К.А.Абульхановой-Славской о творческом пути С.Л.Рубинштейна: «Уникальность научной судьбы С.Л.Рубинштейна порождает вопрос: существует ли единое логическое основание, основная идея, интегрирующая все его творчество? Уже в марбургской диссертации, затем в неопубликованных рукописях 20-х годов и, наконец, в работе «Человек и мир» мы находим принципиальные разработки не только общефилософских проблем, но и проблем этики, эстетики, методологический анализ теории относительности Эйнштейна. Интегрирован ли внутренне этот широчайший круг исследований?» – задает вопрос К.А.Абульханова-Славская (1989, с. 10). И сама дает ответ: «Сравнение ранних философских исследований С.Л.Рубинштейна, охватывающих период до 30-х годов, с основными идеями, решением определенного круга проблем и даже формулировками книги «Человек и мир» приводит к поразительному открытию. Мы обнаруживаем иногда почти буквальное текстуальное и всегда – контекстуальное совпадение в формулировке проблем. А вместе с тем и по складу личности, и по характеру рассматриваемых проблем предположение о простом восстановлении ранних рукописей в последнем труде исключается. Совпадения формулировок ранних и поздних работ являются свидетельством не блестящей памяти или кропотливой архивной работы С.Л.Рубинштейна (он никогда не прикасался к ранее написанному, избегая и всяческих архивов), а непрерывности философского исследования, философского размышления С.Л.Рубинштейна. Если в рукописях 20-х годов он выдвигает философскую онтологическую систему, то в завершающем труде жизни – книге «Человек и мир» – дает ее разработку и методологическое фундирование для всего гуманитарного знания» (там же, с. 12).