Она заставляла себя не думать о работе. Расследование зашло в тупик. Ответов не было, зато вопросы множились и становились все трудней.

Три дня кряду Кэрри проработала за компьютером, без перерыва. Спала за столом и питалась печеньем из автомата. Перелопатила все, что имелось у Контртеррористического центра на контакты между сирийскими спецслужбами и «Хезболлой» в Ливане: факты встреч, результаты наблюдений, записи телефонных звонков и копии переписки. Кэрри копалась в голых данных, с которыми ежедневно приходится иметь дело разведке. Саул однажды сравнил такую работу с поиском алмазов в грязи: «Роешься в тоннах мусора, прежде чем у тебя руках хоть что-то да заблестит. Что-то, что окажется полезным».

Забавно, самые лучшие данные были собраны ею самой – добыты от Джулии.

Кроме Димы, с Соловьем – Тахой ад-Доуни – Кэрри больше ничего не связывало. Он был выпускником университета Дамаска, где получил специальность инженера-механика. Впервые он попал в поле зрения ЦРУ в Москве: попытался наладить дела с «Рособоронэкспортом». Кэрри присмотрелась к снимку, сделанному наблюдателем на широкой заснеженной улице где-то в российской столице: много машин, должно быть, Тверская. На фото Соловей был моложе, стройнее, одет в пальто и большую меховую ушанку, но Кэрри все равно узнала его. Это он поманил ее, сидя за столиком у кафе, напротив кинотеатра.

И никаких сведений о том, где он живет, о жене и детях, о службе.

Ну же, Соловей, откройся. Где ты работаешь?

В каком звании? Где твое звено в цепочке между спецслужбами и «Хезболлой»? Кто тебе дорог? В кого тычешь членом?

Кроме фото из Москвы, Кэрри так ничего и не нашла.

Как не нарыла ничего о готовящемся теракте. Джулия дала простую наводку, которая сама по себе ни о чем не говорит. Считай, не сообщила ничего. Неудивительно, что на запросы никто не откликнулся.

Зато в конце третьего дня, очень поздно, Кэрри кое на что наткнулась. Фотография с израильского спутника-шпиона (Национальная секретная служба выловила ее из потока загружаемых данных). На снимке Соловей сидел за столиком в кальянной. На выложенной плиткой стене Кэрри заметила часть надписи на арабском. Увеличила изображение и загрузила его в «Фотошоп», чтобы сделать надпись разборчивой. Скорее всего снимок сделали в Аммане или Каире.

Однако куда интереснее было то, кто сидел напротив Соловья. Ей даже не требовалось пояснений от израильских коллег. Это был тот, кого в бейрутском отделении – включая саму Кэрри – давно желали отыскать, но не могли выследить. Ахмед Хайдар, член «Аль-Меджлис аль-Меркази» – Центрального собрания «Хезболлы».

Выходит, Соловей – ад-Доуни – человек реальный. Дима не сливала Кэрри дезу, и связь между сирийскими спецслужбами и «Хезболлой» есть. Вот бы вернуться в Бейрут и поговорить с Джулией. Вдруг ее муж Аббас встречался с ад-Доуни? Вдруг сама она знает о нем что-нибудь? Или, может, он замешан в убийстве Харири?

Без ответа оставался еще один вопрос: где сама Дима? Связь между Соловьем и Ахмедом Хайдаром только все усугубляла. Безумие какое-то. Из Бейрута Саулу тем временем пришло загадочное сообщение от Филдинга, который отмазался: мол, провел расследование, но после той ночи Диму никто не видел; никаких намеков на теракт. И не сказал, будет ли расследовать исчезновение информатора дальше. Козел.

Кэрри принялась стремительно перебирать все сообщения из Дамаска относительно сирийской разведки. Проверять все упоминания. Саул прав, большая часть данных – мусор.

Потом она нашла кое-что интересное. В 1990-е старший оперативник ЦРУ Дар Адал руководил «кротом» – Набилем Абдул-Амиром (позывной «Ананас»), предположительно, разведчиком средней руки. Адал, похоже, убедился в честных намерениях «крота». Ананас был алидом, членом партии «Баас» и связан с кланом Асадов. Более сорока лет Асады – отец, Хафез аль-Асад, и сын, Башар, члены небольшой алидо-шиитской мусульманской секты, – и панарабская националистская партия «Баас» железной рукой правили Сирией. С такой «родословной» Ананас идеально подходил на роль «крота».