Сел я на лавочке через подъезд. Кусты цветущей сирени прятали меня от несправедливого и сурового мира. Теплая водка пошла мерзко, но газировочка поправила нотки этилового спирта в моем организме. А я ж даже не успел позавтракать. Бренное тело прибило на голодный желудок чекушку, чекушка прибила бренное тело.

Взор мой остановился на сирени. Помнится, в детстве мы искали трех- или пятилистные цветочки. Если съесть такой, то желание сбудется. Конечно, я ждал чуда, потому искал. А что бы я загадал? Очевидно ж – чтоб Женька перестала мне пилить мозг. Навсегда. Хотя я не уверен, что существует такая сильная магия, способная заставить женщину забыть о ее естестве.

Гром закрывавшейся двери на толстой пружине прервал мои поиски. Я выглянул из-за кустов. Это была Женька с двумя чемоданами. Неужто и правда собралась развестись со мной? Она и раньше в негодовании уезжала жалиться к маме, но с таким багажом еще ни разу. На чемодане сверху была уложена шуба, подаренная ей отцом.

«Ого, со всем приданым сваливает!» – подумал я.

Конечно, стоило бы подойти и успокоить ее, возможно, что-то да и изменилось, но я был уже пьян, а сей факт был отягчающим в моем преступлении против любимой женщины. К дому подъехало такси.

– На вокзал! – сказала Женька выбежавшему из машины кучеру, старающемуся запихать ее вещи в багажник.

– Довезу в лучшем виде, красавица!

– С шубой аккуратнее, она из соболя.

– Как скажешь, красавица, довезу в лучшем виде, красавица!

– Вези уже!

Да вернется через пару дней, ну максимум недельку.

Из своего укрытия я вылез лишь тогда, когда такси скрылось из виду. Желудок волнительно заурчал, и я двинул в сторону дома. Стоило подкрепиться, а то вдруг мне еще сегодня пить. Я ж теперь холостяк. Временно, но холостяк.

В квартире прошел ураган Катрина, вернее Женина. Шкафы были раскрыты. Какие-то мои вещи валялись на полу. Вешалки. Сумки. Пакеты. Женькиных вещей почти не было. Странно. Я двинул на кухню, чтоб подкрепиться. В этом хаосе буйства Евгении выделялся тетрадный листок, вызывающе лежавший на столе. Это было послание от моей ненаглядной. Прощальное послание.

«Виталя! Я так больше не могу! Надо учиться отпускать и начинать жизнь сначала. Я не могу жить с эмоционально незрелым человеком. Нельзя быть ребенком в тридцать три года. Нам надо развестись. Заявление я подам сама, сам ты этого сделать не захочешь, да и не сможешь, потому что ты беспомощный. Оставшиеся вещи заберет мой папа, собери их. Не звони! Прощай!»

– Красивый почерк излагает неказистые мысли! – вырвалось из меня.

Похоже, это был не спектакль, и Женька не вернется через недельку. Еще и с этим ретивым военным видеться придется. Жесть. Так, а как жить-то дальше? Я открыл холодильник. Полкастрюли супа, сковородка с макаронами по-флотски и пара банок с тещиными закрутками. Ну, на первое время хватит. Из кармана я вытащил свои 500 рублей и тяжело вздохнул. Вспомнил про Женькину заначку, она думала, что я не знаю, но я знал, ибо иногда брал оттуда в долг. Если отодвинуть нижнюю дощечку шкафа, то открывается сокровищница царицы Шамаханской. Целых семь тысяч. К моему великому сожалению, моя зазноба забрала их с собой.

Мне пиздец!

Я сидел в осознании происходящего, люди еще называют сие «в ахуе». Как дальше жить? Привычные рельсы не просто сломаны, они взорваны партизанами, что неожиданно ворвались в мою жизнь. А все мой поганый язык! Вечно получаешь за него, Виталя! Вот надо ж было ляпнуть Женьке о детях, которых у нее никогда не будет. Ну теперь-то уже никуда не денешься. Может, попробовать ее вернуть? Но как? Вряд ли выйдет, ибо если моя зазноба решила, то хоть потоп, она будет стоять на своем. Как дальше жить? Меня пугала безвестность грядущего. Дома за мной приглядывали родители, да и тогда еще был вкус к жизни, рождающий целеустремленность побега из той жопы, где проживали последние несколько поколений моего бесславного рода Штольманов. В армии вообще было все просто – делай то, что говорят, а если не делаешь, то лучше не попадаться. Времена своей работы на заводе я вообще толком не помню, ибо был пьян. Потом стартап этот моего друга Васьки, я ж тогда при бабках был. Вообще в современном, да и в любом другом мире удобно, когда у тебя есть денежки. Бумажные. Электронные. Неважно. Вжух! И у тебя убираются к квартире. Вжух! И у тебя есть еда! Вжух! Вжух! Вжух! Но деньги не приносят того счастья, когда пишешь новую книгу. Когда ты весь в сюжете, рождая свою историю. Ты спать не можешь, ибо поток сознания постоянно генерирует идеи. Неважно, выдумана она или основана на реальных событиях. Пока ты пишешь, то горишь. Горишь ярким огнем, который освещает все вокруг и дает тебе силы сделать следующий шаг. За ним еще один, еще и еще. И все остальное уже не так важно. Это состояние сильнее любого наркотика. Деньги уже не имеют огромного смысла – бытие, комфорт и все прочее. Хотя у меня, конечно же, все это было. Спасибо моей Женьке, продержавшейся так долго, таща на своей хрупкой шее себя и любимого мужа – безработного ханыгу. Я мечтал стать Печориным, а стал Генри Чинаски. Да-да! Катиться с горы проще, чем лезть на нее.