– А ну-ка! Давай, признавайся! – шутливо пригрозила Пенелопа, хватаясь пальцами за кончик носа Ванды. Девочка засмеялась. – Я украду немного – добавила Пенелопа, взяв одну ягоду из корзины.
– Возьми ещё – предлагала Ванда.
– Ну раз ты настаиваешь…
Пенелопа положила в рот ещё пару ягод, после чего поторопила девочек возвращаться домой.
Приблизившись к дому, Пенелопа передала тушку зайца Урсуле и сказала:
– Иди домой. Скажи, я скоро приду, только провожу Ванду.
Урсула убежала в сторону дома, прижимая к себе тушку зайца, который казался едва ли не больше неё самой.
Тем временем Пенелопа продолжила идти дальше по улице, а Ванда продолжала угощать её земляникой.
Заметив проходящую мимо Пенелопу, семнадцатилетний сосед Йен, спрятавшись за яблоневым стволом, не отрывал от неё взгляд даже в полумраке. Ещё с детских лет он не мог налюбоваться ею. В своих сокровенных мечтах он представлял свою будущую жизнь возле неё, где она рожает ему детишек и каждую ночь делит с ним ложе. Разум Йена с большой неохотой возвращался в реальность. Хотя, впрочем, он никогда не возвращался целиком. Какая-то его часть уже буквально жила отдельно от его тела там, где он обнимает соседскую девушку и гуляет с ней под луной. Сама Пенелопа никогда не заводила долгих разговоров со своим соседом. Она обязательно здоровалась с ним, как и со всеми, а иногда даже интересовалась тем, как у него дела. Йену казалось, что, когда она спрашивает о том, как его дела, ему предоставляется отличная возможность завязать разговор с этой красоткой и сделать первый шаг на пути к тому, чтобы его фантазии стали хотя бы чуточку ближе к реальности. Но Пенелопа спрашивала о делах при встрече с Йеном просто из вежливости, когда ей надоедало говорить каждый день «привет» и хотелось сболтнуть что-нибудь новое. Но каждый раз Йен впадал в ступор, когда эта красотка интересовалась тем, как у него дела. Его охватывала дрожь, мысли путались, и он не мог вымолвить ничего кроме «нормально» и «пойдёт». После таких ответов Пенелопа шла дальше по своим делам и Йен был готов повеситься оттого, что она так рано удалилась и ему с болью приходилось чувствовать каждый сантиметр, с которым увеличивается пропасть, разделяющая Йена с его мечтой. Вот и теперь он смотрел на то, как расстояние между ними увеличивается и силуэт Пенелопы становится всё менее отчётливым в сумерках.
– Йен! – рявкнул его отец, Мартин.
Парнишка вздрогнул от неожиданности.
– Иди в дом.
Он начал идти в сторону крыльца, при этом каждые пару метров продолжая оглядываться, хотя силуэт Пенелопы уже где-то растворился.
В это самое время Вильгельм подходил к дому, возвращаясь из амбара. Он заметил приближающиеся две фигуры, в одной из которых распознал младшую дочку.
Увидев отца, Ванда ускорила шаг и побежала, на ходу выкрикивая:
– Папа, смотри! – Ванда протянула корзину, хвастаясь количеством ягод, которые смогла собрать.
Вильгельм опустился на корточки, поцеловал дочку в лоб и эмоционально произнёс:
– Ничего себе. Признавайся, у кого украла.
– Эй! – возмутилась Ванда. – Я не воровка.
По лицу Вильгельма проскользнула улыбка. Он ещё раз поцеловал Ванду и поторопил идти домой.
– Спасибо – обратился он к Пенелопе.
– Привет, Пенелопа! – крикнула с порога Ава, прижимая к себе Ванду. – Зайдёшь? У нас жареные курица с фазаном.
– Спасибо, но лучше как-нибудь потом. Надо идти. Меня уже заждались.
3. Свинцовые веки, стальные руки
– Когда я говорю, что пора домой, это значит, что надо идти домой. Прямо домой – негромким, но грозным тоном отчитывал Карл старшую дочь.
– Я провожала Ванду. Она…