Роксвилл, главную улицу Блэкуита, спроектировал архитектор, который, вероятно, с детства крайне пессимистично смотрел на жизнь. Прямая стрела Роксвилл-стрит пронзала город с севера на юг, сжатая высокими оградами из серого камня. Иногда они прерывались черными коваными решетками, а за ними виднелись квадратные, тяжелые, приземистые дома, темно-синие, черные и темно-серые. По улице вечно гулял пронизывающий ветер, а по ночам комиссару иногда казалось, что он бредет во тьме по кладбищу.

Среди прочих особо выделялся дом восемьдесят шесть – двухэтажный особняк, снизу густо-синий, сверху сизо-серый, под черной крышей. Решетка в каменной ограде состояла из острых, как когти, углов, а за ней начинался густо заросший сад. Когда-то здесь случился пожар, в котором погибла вся семья. Потом один из городских богачей купил дом, отремонтировал, но жить там не смог и съехал. Особняк несколько лет стоял пустым. Но сейчас перед распахнутой решеткой выстроились три телеги с чьим-то добром, а некий сухощавый тип в черном руководил снующими туда-сюда грузчиками.

Комиссар остановился рядом и, сунув руки в карманы, внимательно оглядел дом, телеги и сухощавого типа. Тот был молод – лет двадцати пяти или двадцати шести – и, вероятно ради солидности, отрастил черные бородку и усы – пожалуй, только их и удавалось разглядеть в тени от слишком широкополой шляпы. В целом же костюм молодого человека был безупречен, так обычно одеваются дворецкие из хорошего дома. Правда, для дворецкого господин казался слишком юн и тощ – Бреннон чаще встречал дворецких весом в двести пятьдесят фунтов и убеленных сединами.

– Въезжаем, а? – сурово спросил он у парня.

Тот взглянул на комиссара через плечо; из-под шляпы блеснули черные глаза.

– Комиссар Бреннон, полиция. – Натан предъявил значок. – Что это тут?

– Мистер Лонгсдейл переезжает в купленный им дом, сэр, – глуховато отозвался дворецкий.

«Да?!» – удивился комиссар и чуть было не спросил: «А зачем?» Казалось бы, если у человека есть столько денег, почему бы не купить милый особнячок на окраине, в хорошем районе, среди таких же сливок общества… и не путаться под ногами у полиции.

«На что ему этот гроб?» За минувшие годы дом не стал ни светлее, ни приятнее. Лонгсдейл Натану не нравился почти так же, как и сам особняк, и все же – жить в таком месте?.. Но продолжить допрос комиссар не успел – раздался цокот копыт, стук колес, и мимо Бреннона проехал экипаж. Он остановился напротив департамента, и изнутри, как шар, выкатился Айртон Бройд. Следом наземь спрыгнул огромный рыжий пес, потом – Лонгсдейл и, наконец, вылез Френсис Кеннеди. Все скрылись в здании, и Бреннон поспешил к месту службы.

Он вошел, когда шеф, собрав большую аудиторию, произносил пылкую речь об отцах города, мэре и епископе. На фразе «скопище слабоумных кретинов» Бреннон громко кашлянул. Поскольку полицейские внимали начальству в благоговейном молчании, это прозвучало словно выстрел из пушки. Пес повернул морду и окинул комиссара долгим оценивающим взглядом. Лонгсдейл рассеянно осматривал комнату и происходящим не интересовался.

– Да, Бреннон? – раздраженно спросил Бройд.

– Насколько я понял, сэр, мэр отказал вам в отмене гуляний на озере?

– Да! Они не видят в происходящем ничего опасного! Подумаешь, четверо замерзших алкоголиков! Они…

– Они не алкоголики, – вдруг сказал Лонгсдейл. – По крайней мере, сегодняшний. Он одет очень хорошо, а в руке у него – крест. Скорее всего, этого кто-то из числа служителей собора. Миряне не носят таких больших крестов.

Повисла напряженная тишина. «Глазастый сукин сын», – подумал Натан.