— Нет, здесь мы растим траву для сена, женщины удобряют её.

— Хм… а зачем огораживать тогда?

— Так чтобы животные не забредали, ну иногда мы запускаем туда кабанчика, для особого случая.

— Понятно, — улыбнулась я, — капусту, морковь, лук выращиваете? Я не вижу огородов рядом с домами.

— Нет, у нас не растёт такое, обмениваем в основном и собираем то что найдём в наших лесах, дягиль, лук, ещё водоросли с моря, — объяснил мужчина, — а дальше у подножия горы распахиваем землю под зерновые.

— А где все люди? Их было гораздо больше, когда мы прибыли.

— Весной много работы, — пожал плечами Бруно, — время пахоты и сева зерна, пшеница здесь не вызревает, мы сеем ячмень и овёс. Прошлое лето было холодным и пришлось собирать дикий колосняк.

Мы ненадолго замолчали, я осмысливала услышанное, а Бруно, видимо, вспомнил о тяжёлых временах. Осматриваясь, увидела недалеко от нашего постамента небольшую поляну, которую уже распахивали. Плуг тащили за собой быки, а управлял один мужчина, невысокого роста и щуплого телосложения.

— Раб, — ответил Бруно на мой немой вопрос, — у Хальгорда около тридцати рабов и несколько слуг в доме. Он каждый день, назначает им норму, а после у каждого есть свободное время, и они могут работать на себя.

— Работать?

— Конунг выдал немного пахотной земли, кто, конечно, захотел, чтобы сеяли зерно для себя и позволил использовать урожай под свои нужды.

— Но всё же это рабы, — тихо произнесла я.

— Конунг выдавал каждому рабу норму работы, если они её выполнят, то могут получить свободу, — чуть громче обычного проговорил мужчина, — у нас достаточно отпущенников, которые получили свободу через полтора года. Но даже те рабы, которые могли работать хоть как-то, получали свободу спустя три года.

— Почему мать Алины не получила?

— Он женщина, они обычно в течение трёх лет отрабатывают, — ответил Бруно, как, само собой, разумеющее, — женщина не успела.

— А Алинка? — не отставала я

— Ты можешь освободить её, Хальгорд отдал её тебе.

— Хм… как?

— Назвать её свободной при трёх свидетелях…, — объяснил мужчина, — но отношение, он не изменится, поэтому лучше сделать это при конунге.

— Я поняла, — зло кивнула, спускаясь с валуна, — вы захватили людей, заставали отработать только вам ясную норму, а когда раб получил долгожданную свободу, он не может покинуть эти земли, но и своим не станет.

— Эвелин! Хальгорд справедливый конунг! — рыкнул Бруно, защищая своего хозяина или кто там он ему, — всех свободных он обучает ремеслу, помогает с продуктами, вон и Алину забрал в дом, хотя она не сможет отработать.

— А ей и не нужно было бы, если вы не захватили её мать, и та жила у себя, — рыкнула в ответ.

— Ты! — от возмущения Бруно на мгновение задохнулся, но через секунду продолжил, — Где ты жила? В Брите полно рабов!

— Там меня уже нет, — прошептала, понимая, что перегнула, я здесь чужая, а Бруно ко мне хорошо, можно сказать, по-отечески относился, — прости, я разволновалась, мне просто жаль Алинку.

— Ты женщина, вы всё слишком волнуетесь за детей и не только своих, — мгновенно успокоился мужчина, приняв моё объяснение, для него оно было логичным.

— Расскажи, мне про ремёсла.

— Кузнец Хакон, у него лучшие мечи выходят и самые крепкие, лёгкие кольчуги.

— Это те, что были на тебе и Хальгорде из толстой кожи местами соединены железными колечками?

— Нет, это обычная одежда для похода.

— Ясно, а плотник?

— Фолки, ты же хотела сделать… как её

— Скалку, — подсказала мужчине.

— Ага, идём заодно и познакомлю, ещё Кьярваль, он гончар, а вообще каждый домочадец умеет делать простую повседневную работу кузнеца или плотника, но для более тонкой мы идём к Фолку или Хакону.