– Она не приходила в сознание, – сказал наконец доктор, – всё равно не узнала бы вас… С ней был её сын, Юрий Николаевич. Завтра увидитесь с ней вместе с родственниками, морг приготовит её часам к одиннадцати утра.

– Я могу посмотреть на неё сейчас? – немного успокоившись и вытерев слёзы, спросил я. Вопрос был, видимо, настолько неожиданным, что доктор снова закашлялся. Ответил не сразу:

– Я позвоню в морг, там, конечно, должен находиться дежурный санитар, но, простите, ничего не гарантирую… Может, отдохнёте с дороги, примете душ в гостевом блоке, сейчас закажем вам ужин. А утро вечера мудренее, да и вам будет спокойнее. – Он посмотрел на меня, набрал номер телефона. Трубка долго молчала, потом он что-то пытался объяснить собеседнику на другом конце провода, сказал наконец главное:

– Это внук, прилетел за тысячу километров… Да, понимаю, да, сигнализация. Вы не обязаны, конечно… До утра, – положил трубку, пожал плечами, – без письменного разрешения замглавврача-куратора он никого не имеет права впускать на территорию морга. Простите, это так, я знал, но думал, уломаю его, но это не врач, это – санитар, по-вашему – сторож, извините ещё раз…

Я видел одноэтажное здание недалеко от корпуса, где находилась палата бабушки. Не помню кто, наверное, отец сказал, что это – морг. У меня созрел план: дать всем успокоиться, подождать час-полтора и сходить туда, несмотря на глубокую ночь. Я знал, что сегодня уже не усну, пусть не попаду в здание, но хотя бы побуду рядом с бабой Таней.

* * *

– Её не вернёшь, – сказал кто-то сзади меня, – страшная болезнь крови… Вам не надо так близко принимать к сердцу: у неё – возраст, ослабленность организма, отсутствие желания жить и прочее, хотя я понимаю вас… – По голосу я узнал дежурного доктора. – Подышали, проветрились, пойдёмте отдыхать. Я дам таблеточку, а лучше сделаю укол, чтобы вы встретили родственников бодрым и здоровым. Пойдёмте со мной, так будет правильно, так поступила бы и ваша бабушка.

После укола я провалился во мрак, но последнее, что увидел, был человек в чёрной одежде, стоящий рядом с иконой святого Николая Угодника во весь рост. Он впервые повернулся ко мне лицом, очень походил на дедушку Колю…

Долго и очень больно держала, не хотела отпускать меня баба Таня – просыпался утром в своей комнате и ждал, когда с кухни раздастся её голос:

– Саша, мальчик мой, ты любишь блины, но время работает против тебя. Не успеешь поесть горячие…

Что-то кричал ей, бежал на кухню, не умывшись, в трусах садился за стол.

– Прощаю в последний раз, – в сто первый раз говорила бабушка, – зубы почистишь сразу после еды.

В ванной – каждое утро – новое полотенце, чистота такая, что неудобно мокрыми ногами ходить по кафельным плиткам. Когда она успевала всё это делать? Готовила обед, но сама специально не ела до моего возвращения, чтобы мы вместе поели «горяченького». Любила варить борщи, грибной суп, молочные каши, от запаха которых кружилась голова. Где эта музыка домашнего тихого уюта? Всё сгинуло, исчезло, ушло в никуда. Лежу в постели, чего жду, сам не знаю. Тишина добивает, накрывает меня такой жуткой тоской, что хочется выть.

А тут ещё Дашка поселилась на время консультаций в университете, с ней в квартире – полный кавардак, вплоть до того, что в ванной на сушилке, на перекладине для занавесок и даже на держателе туалетной бумаги разбросаны трусы, бюстгальтеры, какие-то причиндалы. Я сказал отцу, что найму ей такси, которое будет возить её в дни консультаций, лишь бы она не оставалась на ночь у бабы Тани. Он, отвернувшись от меня, пробурчал обиженно: