Удивленный, если не сказать больше, я просто не нашел что ответить, но вот это Вовкино «нам», отметил.

«…Интересно, хоть кто-нибудь кроме меня здесь есть, чтоб был абсолютно не в курсе дела о чем речь? Одному просто как-то неловко уже…»

* * *

Не знаю почему, но мне очень не хотелось признаваться в своих проблемах с памятью. Даже Вовке, которого я знал, считай всю жизнь. Да, друзья нужны чтобы иногда обсудить с ними вообще что угодно, и даже по-трезвому, но все равно оставался какой-то внутренний стопор.

Думаю, это был отзвук каких-то детских травм юного Дирка-Теодориха, и меня одолевала мысль, что не совсем правильно топтаться по ним вот так, с налета. Было в этом что-то и в самом деле не совсем верное. Так что вместо откровенного разговора о наболевшем мы все-таки пересекли канал, и зашагали в центральную часть города.

Народу здесь стало попадаться куда больше, а начавший приходить в себя после вероломной атаки семьи Бове Вовка вернулся к теме географии. Правда, плотная городская застройка не позволяла рассмотреть хоть что-то из того, о чем он рассказывал, поэтому приятелю приходилось стараться и многословно живописать, вместо того, чтоб просто ткнуть пальцем.

В какой-то момент он не выдержал и предложил прогуляться, заверив, что это нас задержит не больше чем не так уж надолго…

Минут пятнадцать мы петляли по каким-то узким переулкам совсем не в ту сторону, куда шли изначально, и вот стоим у огромного храма.

Недолгие переговоры с монахом у неприметной двери в стороне от главного входа, и еще через пару минут пролет за пролетом мы бредем вверх. Думаю, несколько серебряных монет из кармана приятеля, исчезнувшие в складках рясы привратника, вряд ли решили бы этот вопрос. Просто Вовку здесь знали.

«…Вполне возможно раньше этот хмырь водил сюда девиц, а теперь испортит репутацию мне. При том худшим из всех возможных способом…» – думал я еще минут через пять, пытаясь хотя бы с помощью насмешек взбодрить тело, совершенно не желающее всех этих трудностей.

Идти было и впрямь утомительно, но вот мы и наверху.

Столица герцогства открылась мне как-то сразу и вдруг. И естественно, по провинциальной постсоветской «привычке» я тут же решил влюбиться в этот город.

Нет, из-за случая с женой возможность возвращения в наш «прошлый» мир всерьез даже не рассматривалась. Разве что время от времени мечтательно обдумывал короткий визит с трупами и даже немного пытками в сюжете… Дело было в другом.

За время своего короткого карьерного процветания я почему-то так и не побывал хоть где-то кроме Египта и Турции, поэтому в глубине души все еще «страдал» от невозможности чуточку сморщиться, и так – пренебрежительно устало – сказать кому-нибудь из бывших знакомых.

Мол «…знаешь, больше не поедем в Италию. Пиццу и кислое вино мы может и дома пить, а вот Дижон – я просто влюбился в этой поездке! Там такой потрясающий…» – ну и ввернуть что-нибудь про особый вид, или еще какую-нибудь чушь.

Неважно чего там «потрясает», главное чтобы «дорого-богато» и на слуху! В общем, мысль эта была уже из моего зеленоградского прошлого и ничего кроме улыбки она сейчас не вызывала, но со смотровой площадки и впрямь открывался потрясающий вид.

С высоты почти в сотню метров* можно было рассмотреть все семь церковных приходов процветающего города, некоторую часть из почти сотни колоколен и все двенадцать главных ворот столицы Бургундии. До герцогской резиденции и вовсе казалось, что можно рукой дотянуться. Я словно бы парил над этим городом, с его толстыми и надежными стенами, домами, лавками и людьми.

Привыкнув к откровенной убогости средневековой жизни, следующий час я смотрел, что называется «во все глаза».