Ха, вот умора! А я блистал, как говориться, «Остапа несло», – уподобившись великому комбинатору, я даже предложил выпить за ирригацию Узбекистана, чем вызвал новый взрыв хохота.
В конечном итоге, вокруг птички-щучки остались только несколько самых верных поклонников: Михалыч, Жираф, Алим Халаевич, Клим Борисович и ещё парочка… не помню. Потом она что-то спросила, указывая в мою сторону. Клим Борисович, сготовностью тыкая на меня пальцем (тоже мне, эстет),
принялся ей что-то объяснять. Она ещё что-то спросила и, улыбнувшись, пошла в мою сторону. Пора было уходить со сцены. Я сказал какую-то очередную шутку, кто-то в ответ незлобно поддел меня самого, я посмеялся вместе со всеми и, извинившись, достал телефон и отошёл в сторону. Её злой и разочарованный взгляд я чувствовал спиной. Интересный экземплярчик пожаловал на нашу собирушку. Что ж, тем слаще будет сбить с неё спесь, приручить и заставить есть из рук. Мужчины (не путать с мужичьём), меня поймут. «Позвонив», я поднялся на второй этаж зимнего сада, откуда прекрасно просматривался весь зал. Когда заводила исчез, то компашка, совершенно естественно, снова стала распадаться на группки. Кто-то продолжал травить анекдоты, кто-то снова сконцентрировался вокруг незнакомки, а кто-то уже засобирался домой. Я ещё немного посидел в кресле на балконе, наблюдая за движением внизу. Там самые стойкие почитатели женской красоты уже пили «за Леночку!». Так я узнал, что щучку звали Лена.
Сейчас… Декабрь 2004
Ну, всё. Вещи были собраны, и такси ждало у подъезда. Я с кряхтением разогнул спину и оглядел квартиру. Электропитание везде отключено, холодильник тоже почти пустой, окна везде закрыты, всё ценное убрано в сейф, сумки стоят у входа. Всё, можно ехать.
– ПрЫнцеса Елена, такси до лазурного моря ожидает вас у подъезда! Точнее, меня. Успеете ли вы на него, целиком и полностью зависит от вас лично. – негромко объявил я.
– Сейчас. – Ленка показалась из спальни. – Я вот думаю, что мне одеть…
Понятно, эта неистребимая Ленкина черта – сев в первый класс, она начнёт немедленно разоблачаться. Ей ведь неймётся – просто так расположиться в самолётном кресле и спокойно посидеть до посадки ей невмоготу. Её «я вот думаю, что одеть» понимать надо так – я стараюсь сообразить, что бы такое нацепить, чтобы на улице было не холодно, но в тоже время, чтобы это можно было легко сбросить с себя в самолёте, и явить пассажирам первого класса свои зрелые дыни в почти полном объёме». Ленка обожала дразнить мужиков. Я часто позволял ей это делать, мне тоже порой бывало интересно наблюдать, как отвисают челюсти у окружающих. Однажды на пикнике подвыпившая Ленка, оставшись в трусиках-стрингах и налепив по листику на самые соски, танцевала при свете костра и распевала песенку про солнышко лесное. Разумеется, имея в виду, что это она – солнышко лесное. Мои знакомые смотрели на неё, забыв проглотить шашлык, который был во рту. Я сидел и посмеивался, глядя как моя ручная Ленка трясёт своим белёсым телом, а мужики неотвратимо идут к сердечному приступу. А Ленка, довольная произведённым эффектом, продолжала кружиться возле костра. Тоже мне, Солнышко Мясное.
Но сейчас, когда я уже был готов ехать, ждать Ленку лишних тридцать-сорок минут мне совершенно не хотелось. К тому же мы опаздываем – если на Ленинградке пробки, мы рискуем не успеть на самолёт.
– Короче, я обуваюсь и выхожу – непререкаемым тоном объявил я. – Вызовишь такси и сама доедешь. – Я присел на стул и принялся зашнуровывать ботинки.
– Ну, котик, ну, подожди! – Ленка выскочила из спальни в свитере, кинулась к вешалке и стала торопливо натягивать куртку.