Весь день я только и делала, что старалась уворачиваться от рук, нацеленных на мой зад, и ловила на себе оценивающие взгляды заносчивой барменши. Хантер в зале так и не появился. Видимо, эта работа нравилась ему еще меньше, чем мне, и он только рад был все свалить на меня.

Когда я с Лав и второй официанткой, Эшли, без сил практически вывалилась на улицу, время перевалило за полночь.

– До завтра, Кортни, – снова делая акцент на моем имени, произнесла Лав.

Эшли же просто махнула рукой и, сгорбившись, поплелась домой.

– Угу, – неприветливо буркнула я, не чувствуя ног.

Мне хотелось лечь и не вставать желательно пару дней – так сильно я устала с непривычки. Лав отошла от меня на пару шагов, но внезапно остановилась.

– Кстати. – Она словно вспомнила о чем-то и повернулась ко мне. – Открой завтра бар.

Лав кинула мне ключи, и я едва успела поймать их до того, как они утонут в снегу.

– Во сколько? – стараясь не показывать своих истинных эмоций, спокойно уточнила я.

– В восемь мы уже подаем кофе, – подмигнула мне Лав и скрылась за поворотом.

Я вздохнула, а потом пнула стоящую у входа урну. Для сна мне оставалось не так уж много времени. Порадовавшись тому, что хостел Авы находится не слишком далеко от бара, я замоталась ей же подаренным шарфом почти по самые брови и двинулась в сторону дома. Спустя пятнадцать минут, переступая с ноги на ногу, я уже искала в кармане ключ от входной двери. Свет над крыльцом не горел, и мне пришлось подсвечивать себе телефоном, чтобы попасть в замочную скважину. В окнах тоже стояла темнота, что неудивительно. В первом часу ночи люди предпочитали спать, а не морозить свои задницы на улице, заваленной снегом.

Ключ туго вошел в замок, но повернуть мне его не удалось. Я вытащила его и подула, чтобы согреть, а затем снова вставила в замочную скважину, но ничего не изменилось. Ключ ни в какую не хотел поворачиваться.

– Да чтоб тебя, – зашипела я и подняла его к глазам. – Проклятье.

Ответ на вопрос, почему ключ не хотел поворачиваться в замке, оказался до очевидно прост: я достала ключ от бара.

Следующие пятнадцать минут я потратила на то, чтобы отыскать ключ от двери хостела, но так нигде его и не нашла. Впервые с того самого дня, как уехала из Нью-Йорка, мне захотелось расплакаться. Руки дрожали от холода, а ноги совсем онемели. Я, конечно, могла постучать в дверь и разбудить всех в доме, но совесть не позволила мне это сделать. Оставался всего один вариант – позвонить Аве и надеяться на то, что звонок разбудит только ее. Вот только, вытащив телефон из кармана, я обнаружила, что он не выдержал морозов Аляски и благополучно отключился. Это оказалось последней каплей. Сев прямо в сугроб, я спрятала лицо в окоченевших ладонях и всхлипнула. Что-то царапнуло мою щеку…

Я отняла руки от лица и посмотрела на ключ, который все еще сжимала в руке. Панику и слезы пришлось отложить. У меня был ключ. И пусть он не мог открыть эту дверь, но все еще отпирал дверь в бар, а там было по крайней мере тепло.

Вздохнув, я выбралась из снежного сугроба и торопливо пошла обратно в Hunter’s bar.

– Кортни? – мужской голос, разбудивший меня, звучал удивленно. – Что ты тут делаешь?

Я с трудом разлепила глаза и со стоном поднялась на локтях.

Мне потребовалось довольно немного времени, чтобы понять несколько вещей. Первое: я уснула, сидя на полу в подсобке бара. Второе: надо мной стоял Хантер, и его лицо выражало крайнюю степень изумления. Третье: кажется, я облажалась.

– Хантер! – воскликнула я, торопливо поднимаясь с пола, но запуталась в собственном пуховике, которым ночью пыталась отогреть озябшие ноги, и едва не рухнула обратно.