Проблема заключалась только в том, что свет был исключительно с моей стороны, со стороны эльфа тень. И как бы мы ни вертелись, твари не оставляли попыток добраться до нас.
Меня удивляло то, что рыцарь, хоть и раненый, умудряется сохранять относительное вертикальное состояние, да еще бодренько размахивал мечом. К сожалению, не прекращая жаловаться на бестолковость смертных. Создавалось впечатление, что после того, как из фейри вытащили кусок железа, он ожил и передумал подыхать.
От звука рога вздрогнули оба. Из-за холма послышался лай и визг гончих, взявших след.
Синезубки замерли, прислушиваясь.
Волна гарцующих лошадей выплеснулась из-за холма и потекла бесконечной рекой вниз.
Увидев лавину собак, несущихся рядом с копытами лошадей, твари с визгом ринулись наутек.
Не прошло и минуты – фейри на прекрасных лошадях поравнялись с нами и закружили водоворотом вокруг, настегивая лошадей и гикая. Полчища собак с поднятыми торчком хвостами прыгали у наших ног. Кто-то из гончих с визгом догрызал болотную нечисть, морды псин были измазаны кровью.
Удивительно, но рыцарь Робин Блэктерн перестал изображать из себя раненого и гордо выпрямился, задрав нос к небу. Руки споро запахнули подранную рубаху, пряча перевязанную рану. В общем, рыцарь не испугался наплыва зрителей на болото, наоборот, принял расслабленную, безразличную позу.
Тогда как я от мельтешения красок, злобного лая собак и ревущего рога сжалась в комок и спряталась за спину эльфа.
Пестрая кавалькада, ни на миг не останавливаясь, кружилась вокруг. Нас явно разглядывали, прикидывая, добыча мы, с которой можно позабавиться, иль нет.
К седлам фейри были привязаны длинные палки со светящимися шарами, внутри них бились о стены бледные светлячки. Ни у одного эльфа не было фонаря или факела с огнем, чудесный народ и без света прекрасно видел в темноте своих жертв. Они освещали себе путь призрачными огнями, вокруг всадников летали крохотные светящиеся феи.
Рядом с седельными сумками были привязаны трофеи. Они покачивались и били лошадей по боку, сочась кровью, густые капли падали на копыта лошадей, пачкали упряжь и попоны, но эльфы этого не замечали, равно как и соленого привкуса в воздухе. Казалось, этот солоноватый запах с привкусом жести им нравится. Хотя народ не жаловал соль, она разрушала их чары.
Я отвернулась, стараясь не смотреть. Не все трофеи были животного происхождения, встречались и головы, привязанные за волосы к луке седла. Каждый всадник или всадница были вооружены.
Наконец псы расправились с последними синезубками, и круговерть дикой охоты замерла. На нас смотрели невыносимо прекрасные лица рыцарей и дам, некоторые с брезгливым презрением, другие с надменным интересом, иные – и эти были самые страшные – с каким-то кровожадным вожделением, но все божественно красивые лица смотрелись по-неземному отстраненно, в них не хватало жизни и бурления чувств. Эльфы выглядели как невыносимо прекрасные, но застывшие мраморные статуи.
Внезапно рыцарь Робин стал как эти дамы и господа. Его лицо минуту назад искажалось эмоциями, демонстрируя злость и боль, фейри мало чем отличался от людей, сейчас его лицо становилось таким же непроницаемо безжизненным, как и у остальных придворных. Я поняла: это какая-то разновидность эльфийских чар. Морок, действующий на смертных и на фейри.
Дамы и господа, перебросившись парой фраз по поводу облавы на болотную начисть, внезапно обратили все свое внимание на нас.
Робин стоял, демонстрируя на лице вселенское безразличие, будто все так и должно быть. Он по уши в грязи, с мечом в руке и без коня гулял по болоту. Ну вот и захотелось совершить моцион и все. Кто посмеет ему запретить или хоть что-то сказать?