– Кто-то заболел?
– Нет, пришли поговорить со мной.
– Надолго?
– Утром уйдут. Разговор ночью.
– Могу я спросить, если не секрет?
– Исчезла одна звезда, наверное, шестой величины.
– Где исчезла?
– В небе. Сегодня первая половина ночи будет ясной.
– Это катастрофа?
– Наверное. Много тысяч лет назад.
– Я видел эту звезду?
– Это вряд ли. У тебя не такое зрение, как у местных.
– Они что, постоянно считают звезды?
– Они не умеют считать.
– ???
– Мы с тобой умеем считать, поэтому мы ничего бы не заметили. А они видят небо как картину, целиком, и заметили, что картина изменилась.
– Почему они пришли к тебе?
– Они хотят знать, что это за знак.
– А это знак?
– Конечно.
– Я могу узнать?
– Мне нужно дождаться ночи и самому увидеть эту часть неба.
– Часть неба имеет значение?
– В каждой части живут свои духи.
– В школе учил астрономию?
– Не только в школе. Астрономия не помогает, например, узнать погоду по небу, а знание о духах помогает.
– А сам ты не заметил изменений?
– Я смотрю в небо чаще тебя, но не так часто, как местные.
– Они сами пришли или их послали?
– Сами, двое.
18.07
Поговорив о звездах, мы долго сидели у костра эвелнов. На побережье звезды намного ярче, чем в городе, так как в небе нет отсветов электричества. Просто пелена звездная. Эвелны иногда напевали неторопливую протяжную песню, мотив которой удивительно гармонировал с картиной звездного неба, потрескиванием дров в костре и далеким шумом волн. Я записал перевод песни. Перевод принципиально не может быть дословным, так как в эвелнском языке многие слова образуются в ситуации впервые и единственный раз по определенным правилам. В психологии такой язык называется симпрактическим. И эта песня у другого костра повторится чуть-чуть в другом варианте.
Последняя короткая фраза не вмещалась в размер мотива и воспринималась как начало нового трехстрочного фрагмента. Поэтому окончание получалось особенно грустным, драматичным и требующим продолжения. Так же грустны и драматичны переживания эвелнов по поводу конечности жизни и неожиданности неминуемой гибели. Так же, без страха, но с тревогой и завороженным интересом входит воин-эвелн в мир предков, в котором проживает следующий цикл своей бесконечной жизни.
18.07
Оказывается, эвелны пришли на байдаре. Мы пошли проводить. Байдара была загружена китовыми позвонками и ребрами. Эвелны оставили нам два позвонка для сидений. Один из них надел дождевик из кишок моржа. За такой дождевик любой музей, наверное, не пожалел бы денег. Шаман стоял на берегу и смотрел, пока байдара не скрылась в линии слияния серого моря и серых туч.
– Зачем им столько кости?
– Они режут из кости кое-что для хозяйства и поделки для обмена.
– Я думал, режут из бивня мамонта или моржа.
– Мамонт или морж ценятся больше, у них тоньше фактура. А ребро кита пористее. Но фигуры без мелких деталей неплохо получаются.
– Ты резал?
– Практиковал года три, когда жил в Уэлене.
– Какой все же смысл резать из материала с худшей фактурой?
– У них нет в изобилии моржа или мамонта.
– И они отработают полную байдару?
– Это вряд ли.
– А зачем везут?
– Чтобы было.
– Древние эвелны так не делали.
– Почему ты решил?
– Я читал, что они были стихийно экологичны. Например, охотник не убивал вторую нерпу, даже если мог.
– Бредни кабинетных ученых.
– Ты думаешь, что убивал?
– Не убивал, но не из-за экологичности.
– А почему?
– Убив нерпу, охотник должен много километров волочь ее сам домой. А нерпы бывают до четырехсот килограмм. Ты бы тоже не брался за вторую.