Наша крыша – небо голубое

Наше счастье – жить такой судьбою.

Поднимаюсь и осматриваюсь. Шатаясь, захожу в комнату, откуда доносится музыка. Выключаю работающий телевизор. Сажусь в кресло, на котором, видимо, сидел здоровяк до моего прихода. Даю себе отдышаться. Начинаю понимать, что только что произошло. Поднимаюсь. Подхожу к письменному столу: исписанные мятые листы, включенный компьютер, какой-то набранный текст, пара рюмок и бутылка водки.

Отпиваю из горла, обхожу комнату. Боюсь, не открыта ли входная дверь – возвращаюсь в прихожую и, не опуская глаз на недавно живого, проверяю. Закрыта. Когда успел?

Снова в комнату, беру со стола чужой мобильный – прячу в карман. Обыскиваю шкафы и вещи. В кармане джинсов, висящих на стуле, обнаруживаю бумажник – в нём документы и деньги – семь семьсот. Купюры в карман. На кухне умываю лицо, пытаюсь отмыть с одежды кровь…

Прислушиваюсь, приоткрываю входную дверь – никого. Стараясь не шуметь, крадусь вдоль стены вниз. Двор. Второй. Арка. Улица. Поворот. Метро. Зачем-то возвращаюсь на «Балтийскую». Магазин, бутылка дешёвой водки. Влево по обводному каналу – гостиница. Снимаю однокомнатный номер. В кедах на кровать. Замечаю, что в нескольких местах оцарапал руку. Пью из горла, хотя достаточно опьянен случившимся.

Яд слов, яд других жизней… Черпать опыт из чужих мыслей неправильно, обречено на неудачу, смертельно… Следовать шаблонам – программироваться на неудачу… Яд в словах, коллективное уничтожение мира… Тщетная надежда, что подскажут как надо: жить, думать, делать. Вера в пророков и непонимание, что они отличаются от остальных лишь тем, что им хочется высказаться. У каждого своя правда, и ей надо следовать.

***

…Яд в словах, коллективное уничтожение мира…

Как только осмыслил, что старение меня больше не донимает, я пробовал искать успокоение и ответы в книгах.

Прочитал противоположные, исключающие одна другую концепции, советы, как правильно жить и как следует умирать. Увидел громадное количество чужих страхов, с которыми авторам страшно находиться в одиночестве и о которых им требуется поговорить. Наслушался пошлостей о доброте и сострадании…

Нелогичные цепочки умозаключений, когда повествователь сам не понимает, о чём говорит. Когда автор не чувствует свою вроде бы правильную мысль… Или чувствует, но биография говорит, что он ей никогда не придерживался…

И из всего этого оседает в памяти, паразитом живёт в подсознании лишь то, что каким-то образом оправдывает, утешает, уютно сопутствует существующим в тебе мыслям.

Единственная мысль, нашедшая отклик во мне: мир – игра бурлящего разума. Мира нет – это иллюзия, созданная из слова. Но произнёсшего это стоит линчевать первым – какое кощунство выражать эту мысль словами, ибо выраженная, она теряет смысл. Не поучает мудрости, а травит бытием.

Мира нет, и так должно быть!

Жизнь должна быть проста и гармонична! Словно её нет… Жизни нет.

А как же Господь?

Допитая бутылка выскальзывает из руки и со звоном падает на кафель…

Засыпаю, наполняя гостиничный номер перегаром.

***

Сухо во рту, нечем дышать – в царстве мёртвых нет кислорода. Писака стоит передо мной, улыбаясь:

– Уже двое. Жаль, не могу насладиться немного улучшенным миром. Просто анекдот!

Осматриваюсь, ничего и никого, кроме писаки, не вижу. Чувствую, как пульсирует рана на руке.

– Что ты мне привил? – спрашиваю.

Прыскает смешком:

– Да что я привить-то мог? Я ведь мёртвый. Анекдот! Так, покусал немного.

– Я сплю? Тогда почему после прошлой встречи рана перенеслась в реальность?

– «Кошмар на улице Вязов» видел? – зубоскалит писака. – А вообще, тебе лучше знать о своих язвах.