После того, как прошли наши солдаты, мама осталась в доме дяди, а мы с сестрой пошли в свой дом. Когда мы вошли в свой дом, увидели, что там все разбросано по всему дому и в сенях. А поскольку они печкой не пользовались, у них стояла металлическая печка, звали ее буржуйкой. То ли вытяжка плохо работала, то ли не было тяги, стены были черные. Мы с сестрой начали наводить порядок, что-то выбрасывали, что-то затаскивали. Завезли в сени велосипед, я занес лыжи, а хлам весь из дома выбросили. В доме жить было невозможно, пока не привели его в порядок. Побелили стены, потолок, отмыли пол, скамейки, стол.

Узнав, что пришли наши войска и преследуют противника, соседи вернулись домой и начали рыскать по дворам. В наш двор набежало много соседей и родственников, тащили все, что попадало в руки. Мы с сестрой ничего не могли сделать. Даже дядя родной забрал велосипед, а сын его – лыжи. Я так и вырос, не имея собственных лыж, а они с братом катались на моих лыжах. Сестра плачет, не пускает в дом, а они внаглую лезут. У тетки Татьяны жил пленный, она жила от нас через дорогу. К ней залезли на чердак и начали сбрасывать мешки с тряпьем, дело доходило до драки, друг у друга отнимали вещи. Когда все уже растащили, появился сосед-старик Егор Федорович Гудков, он начал их уговаривать: «Что вы делаете? Это не немецкий дом, это хозяйский дом, уходите все отсюда». Но они не расходились, продолжают свои грязные дела. Тогда он берет палку и начал палкой их бить, после этого только люди разошлись.

У нас дома ничего не осталось, все растащили. Когда мы вернулись домой, у нас сохранилась одна корова и боты, которые были под печкой. Ботами мы называли голенища, отрезанные от сапог. Вот эта обувь у нас одна на всю семью была. Если уходила мама на работу, то мы с сестрой не ходили в школу, ну и за братом смотрели. А если сестра уходила в школу, то мы с мамой сидели дома.

Для Хохла война как бы закончилась, а для нас она только начиналась. Даже все инструменты для работы в печи и те все утащили. После мама ходила по соседям, искала свои вещи. Приходит к соседке, рядом жила, видит свой ухват и говорит ей: «Кума, зачем же ты ухват наш взяла?» она в ответ хихикает: хи-хи, все берут, ми я взяла.

У нас с этой соседкой общая межа. Соседка жила с мужем и ребенком. Муж был плотник и столяр, валенки валял, в колхозе не работал. Так она скапывала стежку. Мама подойдет к ней: «Кума, ну зачем ты скапываешь стежку?» она свое: «Хи-хи, да я тут чуть-чуть подровняла». Мама в ответ: «Где же чуть-чуть, если стежки нет?». И, наконец, она маму достала: набила колья, а картошку выдернула. Начался скандал. Мама говорит: «У меня трое детей, у сирот ты отнимаешь последний кусок хлеба». А муж, видно, все слышал, вышел и на жену: «Уходи». «Кума, а ты успокойся, не шуми». Правда, больше она не наглела. Это я описал один эпизод из нашей жизни, а на самом деле их десятки, все не опишешь.

После того, как немцы покинули село, мы с сестрой постоянно находились в своем доме. Наводили порядок, убирали, выбрасывали все лишнее из дому. Однажды мама уложила брата спать, пришла посмотреть, давала нам советы, куда чего положить.

Во дворе осталась большая копна соломы. Мама говорит: «Сгребите и покучней сложите» солому». Вот эта копна соломы чуть не лишила нас жилья. Когда немцы отступали, они хотели поджечь эту копну. В это время здесь жила эвакуированная из Воронежа, ее звали Анна, она сотрудничала с немцами. Только ей удалось уговорить немцев, чтоб не поджигали копну. Дома стояли близко друг к другу, в них жили семь маминых братьев. Потом мама спустилась в погреб посмотреть, что там осталось, а практически ничего, все съели – и картошку, помидоры, огурцы, капусту.