Бу-Ож проснулся задолго до полудня, практически с первыми лучами звезды. Долгое время лежал, задумчиво изучая трещины и борозды на иссохшемся и потемневшем от времени дереве потолка. Они тянулись от стен по доскам причудливыми, забитыми древесной пылью реками, украшенными провалами давно высохших и выпавших сучков.

Часов в комнате не было, и сколько прошло времени можно было гадать только по тому, как в портале окна мансарды изменилось небо, стремительно светлея, хоть и утрачивая своё тёплое, утренне-оранжевое облачение.

Когда окончательно рассвело, Эрхи потянулся до хруста в костях, гулко зевнул и скатился с кровати. Кому-то может показаться данное действие глупым и нелогичным, но Бу и сам был весьма нелогичен. Как следует грохнувшись о дощатый пол так, что пыль из щелей поднялась, межмирник встал. Вернее, даже вскочил одним едва уловимым движением.

Вытренированые за тысячелетия рефлексы позволили ему очутиться в вертикальном положении так же молниеносно, как и упасть навзничь. Оглядевшись, почесав растрёпанную голову, он плечом толкнув дверь, вышел из спального помещения мансарды и спустился на первый этаж, где находилась кухня.

Огромное, просторное помещение в добрую четверть этажа, от главного зала отделённое только небольшой перегородкой, доходящей до пояса, которая одновременно служила и стойкой. Если представить план помещения, то кухня напоминала неправильный пятиугольник в углу этажа. Заставлена она была разномастной мебелью. К одной из стен прильнул, переливаясь чёрным и зелёным камнем и разинув свою измазанную сажей пасть камин, который служил одновременно таганком и мангалом. На его полке лежали разномастные травы, стоял старый пожелтевший фотоснимок в треснувшей рамке, на котором почти ничего нельзя было рассмотреть. Любой, кто спрашивал о смысле его, натыкался лишь на упрямое молчание хозяина.

Справа от камина стояла огромных размеров плита, отапливаемая не дровами, ни углем, и даже не электрическая. Нагревательным элементом в нём служила маленькая звезда, специально созданная для этих целей. Медленно вращаясь в теплозащитном колпаке внутри, за задней стенкой, она могла раскалить конфорки, либо духовой шкаф до бела, а могла лишь слегка греть. Для регулировки достаточно лишь было подкрутить один единственный вентиль, приоткрывая защитный колпак.

По другую сторону от камина стоял шкаф, набитый различного рода кухонной утварью до краёв. Всевозможные ножи, тарелки, ложки, сотейники, сковороды, кастрюли и многое, многое другое. Шкаф был сделан из цельного куска камня, в котором вытесали полки, и на петлях повесили деревянные дверцы. Сверху же, на шкафу, на ажурной костяной подставке восседал огромный мясницкий тесак из матово-черного метала, с ручкой обтянутой красной кожей. Им хозяин дома рубил мясо, рыбу и твёрдые плоды. Чаще всего им же всё это шинковал, а порой им же и ел. Хотя есть Бу-Ож предпочитал преимущественно руками.

Часть третей стены была от пола до потолка стеклом и выводила на открытую веранду так, чтобы можно было лицезреть шикарные виды густого дремучего леса, раскинувшегося в небольшой отдалённости от дома, удобно возлегая на мягких подушках, в большом количестве сваленных у окна. Перегородку же, с перерывом на проход в ней, занимал большой, деревянный, обитый грубой тканью диван.

Но центральное место в кухне всё-таки занимал стол. Огромный, квадратный, со столешницей из тёмно-красного дерева. Ножки стола были реальным остовом давно умершего зверя, который словно в мифах примитивных народов держал на себе целый мир. Обычно, стол был завален всевозможными вещами, сильно и не очень подходящими к антуражу кухни. Но не сегодня. В это утро, сонные лучи осветили на поверхности гиганта лишь огромную пузатую зелёную бутылку, да кусок холодного мяса, лежащий на бумагах.