И дальше мы занимались программированием. Центр нужен был только для того, чтобы заключить договоры с потребителями, между нами и организацией-заказчиком, получить акты и все оформить».

В конце 1987 года было создано государственно-кооперативное объединение МЕНАТЕП[19] с оборотом в восемнадцать миллионов рублей в год.

Леонид Невзлин занял в нем должность руководителя договорного отдела, а рекламный отдел возглавил Владислав Сурков, в будущем – первый заместитель Руководителя Администрации Президента.

Вместе с Невзлиным из «Зарубежгеологии» пришел еще один будущий акционер ЮКОСа, а ныне эмигрант, Михаил Брудно и будущий председатель совета директоров группы МЕНАТЕП, а ныне заключенный, Платон Лебедев…

«Деньги надо было зарабатывать, – вспоминает Леонид Борисович Невзлин. – Михаил, как и я, выходец из простой, интеллигентской, советской, еврейской семьи. Я – еврейской, он – полуеврейской. Родители – люди предельной честности и отсутствия каких-либо дополнительных заработков, кроме работы. В результате – постоянная нехватка денег.

Все по-разному реагировали на это. Он был воспитан, или самовоспитан в убеждении, что этого ресурса у него должно быть всегда достаточно. Его видимо унижало то, что у родителей мало денег, и их ни на что не хватает. Поэтому он всегда работал. У него была семья, он женился еще в институте. Был ребенок. Унизительно иметь семью и не иметь возможности ее обеспечить. Плюс какие-то свои интересы. Поэтому он работал ровно столько, чтобы деньги не надо было считать на еду и основные вещи.

Потом он развелся с первой женой и жил по съемным квартирам, достаточно средненьким: на Шоссе Энтузиастов и на площади Павелецкого вокзала».

Первая купленная им трехкомнатная квартира осталась первой жене Елене.

Тогда же в конце восьмидесятых в жизни Михаила Ходорковского появилась новая любовь. Это была его сотрудница Инна.

«Я его наблюдал в процессе романа с его нынешней женой, – вспоминает Леонид Невзлин. – Это все разворачивалось на моих глазах. Как он атаковал эту «бедную» (в кавычках) девушку, которой тогда было лет семнадцать, что ли. Дежурил у ее подъезда, ночевал в машине, курил одну от одной. Она ему отказывала во встречах – он переживал, иногда я видел его с влажными глазами. Да и лет ему тогда тоже было немного».

Он был не в ее вкусе: полноватый и с усами, с которыми она, по ее признанию, боролась 10 лет.

Он помогал ей сдавать годовой отчет по комсомольским взносам, потом – сдавать сессии. И добился своего: в 1991 году, одновременно с регистрацией рождения дочери Анастасии, они зарегистрировали брак.

«Мне, конечно, хотелось, чтобы был какой-то праздник, но Мише это было не нужно, – вспоминала Инна. – Он говорил: «Зачем? С нами и так все понятно».

«С женой познакомился еще в институте, – пишет мне Михаил. – Я окончил, она только поступила на вечерний. Мы вместе работали в комитете комсомола. Через 2 года ушел из семьи. (Был женат. Жена-сокурсница, сын. Сейчас поддерживаем прекрасные отношения.) Предложил жить вместе. Поженились спустя еще 3 года, после рождения дочери. Сейчас дочери 21».

Потом Инна Ходорковская вспоминала, что жила с мужем, как «цветок, как роза под колпаком». «Он для меня не только мужем был, – вспоминала она в интервью журналу «Сноб» накануне объявления приговора по второму делу Ходорковского. – Он для меня отцом был. Я отца никогда не знала. Кроме мамы у меня была только старшая сестра. В 1988 году она трагически погибла. Он для меня стал еще и сестрой – у нас разница в возрасте шесть лет, как и с ней. Он пришел ко мне, когда она погибла. И у меня в сознании полная замена произошла».