– Вы, кажется, неплохо знали его, – сказал мне бывший полицейский.

Я ответил, что изредка играл с Кэмпбеллом в карты, но сие вовсе не значит, что я вообще его знал. Констан хмуро покосился на меня и полез в стол.

– Узнаете? – спросил он, показывая мне очки в тонкой металлической оправе. – Их обнаружили в комнате Кэмпбелла. – Констан нагнулся ко мне. – Вы не знаете, может, у него имелись запасные очки?

Но, по правде говоря, я никогда не видел у Кэмпбелла запасных очков, о чем и заявил со всей недвусмысленностью.

– У него было хорошее зрение? – осведомился Констан.

– Думаю, вряд ли, если он носил очки, – заметил я.

Мой собеседник улыбнулся.

– Наденьте их, пожалуйста, – сказал он, протягивая очки мне.

С некоторым удивлением я все же выполнил его просьбу. Однако в очках англичанина я видел точно так же, как и без них.

– Значит, Кэмпбелл носил очки с простыми стеклами? – пробормотал я, возвращая улику полицейскому. – Но зачем?

Констан улыбнулся еще шире.

– Любопытно, да? Если человек собирается делать ноги, то вряд ли он забудет свои очки, без которых плохо видит. Но, может быть, Кэмпбелл не по своей воле покинул Иссервиль? Может быть, он вообще мертв? Так я рассуждал до того момента, пока не догадался примерить очки. Тут, Лефер, возникает уже совершенно другой вопрос. К чему человеку носить очки, без которых он прекрасно может обойтись? Понимаете, о чем я?

В полном остолбенении я уставился на него.

– Вы хотите сказать, – медленно заговорил я, – что Кэмпбелл, скорее всего, никакой не Кэмпбелл и что это он убил Северена и похитил тетрадь с его расчетами? Но зачем?

– Затем, что его подослали конкуренты Коломбье, – жестко ответил Констан, и на его скулах набухли желваки. – Вот так интересно все складывается, Лефер. – Бывший полицейский перегнулся ко мне через стол. – Теперь, дорогой мэтр рапиры, мне нужна ваша помощь. Вы и математик чаще всего общались с Кэмпбеллом. Вспоминайте все, что тот говорил и делал. Мне во что бы ни стало надо установить, что он за гусь!

И Констан сделал пальцами такое движение, словно был не прочь свернуть названному гусю шею.

Я честно поведал все, что знал о Кэмпбелле. Мой рассказ занял не так уж много времени – оказалось, что хоть я и общался с этим человеком почти ежедневно в течение нескольких месяцев, он тем не менее умудрился остаться для меня загадкой. Я не знал, откуда он был родом, не знал, как звали его родителей и чем занимались его друзья. Изредка к нему приходили письма, но он никогда не говорил, от кого они. Более того, он, кажется, сжигал их сразу же по прочтении.

Наконец Констан отпустил меня. В коридоре в меня вцепился донельзя взволнованный Люсьен.

– Месье Лефер, ее нигде нет! Надо срочно что-то предпринять!

Я не сразу уразумел, что он имел в виду свою тетку Дезире.

– Люсьен, – сказал я, чтобы успокоить его, – ну посуди сам: куда она могла деться?

Однако мальчик настаивал на своем. Он обошел весь замок, спрашивал у всех слуг, у доктора, у Матильды. Тетя Дезире пропала! А может быть… но об этом даже подумать страшно… может быть, ее похитил Кэмпбелл?

– Зачем она ему? – удивился я.

Люсьен вскинул голову.

– Арман, а правда, что именно он убил Северена?

Что я мог ему сказать? Я ответил, что у Констана имеются определенные подозрения. Поведал об очках с простыми стеклами и о том, что Маню видел англичанина возле комнаты химика тогда же, когда произошло убийство.

– До чего же это все гадко! – в сердцах проговорил Люсьен. Следующая его фраза, однако, была типично детской: – Никогда больше не буду учить английский язык!

Мы стояли у большого окна на третьем этаже, которое выходило в сад. Кажется, я первым заметил карету, которая еле-еле ползла сквозь метель.