Все это время она пыталась всячески отгородиться от воспоминаний, что оказалось непросто. Это как греческий ресторан двумя этажами ниже квартиры на Васастане. Мина не была там пятнадцать лет, но все так же легко могла вызвать в памяти аромат оливок, чеснока и жареного мяса.

Приняв душ, она открыла новый комплект трусов и распаковала новую майку. Вышла в гостиную в одном белье и села на диван.

Иногда все же получалось держать прошлое на коротком поводке, но это продолжалось недолго. Поэтому Мина предпочитала никого не впускать ни в квартиру, ни в свою жизнь. Где и без того было слишком людно.

Хуже всего, что этот выбор она сделала сама. Это Мина бросила, а не ее. И верила при этом, что так будет лучше для других. Как она могла быть такой наивной, такой эгоистичной?

Мина прижала пальцы к глазам, пытаясь остановить слезы. Ведь слезы – это грязь, а ей не хотелось обрабатывать щеки спиртовым гелем. В последний раз, когда Мина делала это, было очень больно.

В молодости она больше всего боялась стать похожей на мать. А потом слишком ненавидела бывшего мужа, заставившего ее сделать этот выбор. Хотя это неправда. Все, что сделал муж, так это проследил за тем, чтобы Мина выполнила обещанное.

И она выполнила все. Почти. Потому что была еще короткая встреча с Натали в Кунгстредгордене два года тому назад. Тогда Мина не открылась дочери, наблюдая за ней со стороны. Зато потом провела много часов, следя за красной точкой в приложении, подключенном к трекеру в рюкзаке Натали.

Мина подошла к столу, посмотрела на ее фотографию. Выдвинула ящик, перечитала записку, которую оставил Винсент тем летом:

«Я не буду ни о чем спрашивать, но, если тебе захочется поговорить, выслушаю.

P. S. Прости за куб».

Мина задвинула ящик. Если захочется поговорить… Этого не будет.

Она вернулась к входной двери. Проверила, хорошо ли заперлась. Никто, кроме нее, не должен переступать порога этой квартиры.

Винсент чувствовал себя разбитым. Сегодня вечером – выступление. Обычно летом в театрах репертуар не поднимается выше уровня уличного фарса. Но новое шоу Винсента имело такой успех, что гастроли пришлось продлить.

Умберто был на седьмом небе, в то время как сам Винсент скорее сожалел о том, что так получилось. Но до конца гастролей оставалось каких-нибудь две недели. Потом будет немного времени на отдых. Может быть, они даже поедут всей семьей в отпуск. Если Винсенту удастся удерживать всю семью в одном месте до тех пор, пока такая возможность представится…

Когда Винсент вышел на кухню, Беньямин уже заканчивал завтрак. Каждый раз одно и то же: два ломтика поджаренного скугахольмского батона, масло, которое должно растаять на хлебе, прежде чем ломтики соединятся, и ветчина между ними. С некоторых пор Беньямин тоже пристрастился к кофе. А именно, после того как Винсент раскошелился на капсульную кофейную машину. С тех пор потребление кофе в семье росло лавинообразно.

Винсент вытащил две капсулы и одной зарядил машину. Посмотрел на старый аппарат, который в это время обычно исходил паром, а теперь стоял на кухонной стойке, уже покрытый слоем пыли. И все-таки такое ощущение, что чего-то не хватает… Винсент включил машину, пробурчал «доброе утро» старшему сыну и направился к комнате Астона.

– Завтрак! – позвал он, заглянув в дверь.

Девятилетний Астон застонал и натянул на голову одеяло.

– Я не хочу в группу.

– А кто хочет? Но сегодня пятница. Завтра выходные, и ты сможешь спать сколько захочешь. Так или иначе, для начала нужно позавтракать.

Астон выпростал ногу из-под одеяла, как будто тем самым проверял на безопасность внешний мир, – и тут же спрятал ее обратно.