– Почему ты улыбаешься? – вдруг спросила меня подруга. – Я слишком много болтаю? Ох, ну прости меня, дорогая! Просто я так рада видеть тебя! Как же мне не хватало нашего общения. После твоего отъезда все стало серым, скучным, неинтересным… Ты не поверишь, но институт уже не тот без тебя… Ах, ну вот! Я все говорю да говорю, а о самом главном так и не сказала! Какая же я бестолковая!

Она вскочила с кровати и закружилась в вальсе, напевая при этом популярную в то непростое время мелодию, которую сочинил капельмейстер Джигиль^>25.

– Софи, – засмеялась я, глядя на детскую непосредственность подруги, – сядь уже, наконец, и расскажи обо все. Я сгораю от нетерпения!

Сделав еще несколько па, девушка плюхнулась на кровать и залилась звонким заразительным смехом.

– Прости, прости, прости! – немного отдышавшись, промолвила она. – Радость переполняет меня!.. Итак, ты ни за что не догадаешься, куда мы завтра пойдем с тобой…

– Дорогая, перестань говорить загадками, – перебила я ее. – Говори уже скорей!

– Мы приглашены на новогодний бал, – выпалила она. – На самом деле, я предполагаю, что он будет мало похож на те великосветские балы, какими славился Петербург в начале века, да и война сейчас идет, из-за этого Святейший Синод запретил рождественскую елку как вражескую затею, но тем не менее в городском собрании организуют настоящий праздник. И мы приглашены туда!

Заметив на моем уставшем лице грустную улыбку, она замолчала и вопросительно посмотрела на меня.

– Ты разве не рада? – удивилась она. – Странно, но мне казалось, что ты будешь счастлива, узнав о новости… я сказала что-то не то?

– Нет-нет, дорогая, – поспешила заверить я подругу, – однако…

– Что «однако»? – не понимая причины моего странного поведения, переспросила Соня.

– Понимаешь… я… – По правде говоря, мне было очень горько от того, о чем я собиралась поведать подруге. – Боюсь, тебе придется пойти без меня, Софи… Только не обижайся, дорогая. Я очень ценю твою заботу и доброе расположение вашей семьи. Тем не менее…

– Я не понимаю тебя! – Соня надула губки. – Papa с таким трудом достал билеты… мы так давно не виделись и не танцевали. Нет, в моей голове это не укладывается.

– Хорошо, – спустя какое-то время продолжила я. – И хотя говорить об этом мне очень больно, но постараюсь объяснить тебе. Я отказываюсь пойти по одной простой причине: мне просто не в чем пойти на бал. Мы едва сводим концы с концами. Посмотри на мои руки! Они похожи на руки той Катрин, которую ты знала в институте? Нет?.. Я работаю в госпитале, чтобы иметь возможность ухаживать за матерью и обеспечивать ей нормальную жизнь, к которой она привыкла: я веду ведомости, готовлю еду, убираю комнаты. Бесспорно, нам помогают друзья, в частности, твои родители. Но лечение мамы, врачи, лекарства и многое другое стоит больших денег… Не сердись, Софи. Поверь, я не хотела тебя огорчить.

– Ох, я уже думала, что случилось что-то серьезное, – беспечно заявила подруга, в силу возраста и отсутствия денежных проблем так и не сумевшая вникнуть до конца в смысл моих слов.

Ее семья никогда не бедствовала, поэтому Соня не знала лишений (даже в Смольный постоянно приезжал слуга Тимофей и привозил из дома разные сладости, фрукты и пряности), а ее руки не знали тяжелой работы.

– Не стоит волноваться, душечка! – защебетала она. – Я уже обо всем позаботилась. В гостиной ты найдешь все, что понадобится для бала…

– О, только не сердись! – увидев, как мои брови сомкнулись на переносице от гнева, она умоляюще сложила руки.

Я никогда ни у кого ничего не просила, так как мне претила роль «бедной родственницы», поэтому слова Сони я восприняла враждебно.