— Тогда хватит уже работать! — не успокаивается Полина. — Отдохни!

Что за серьезная мадам у меня растет? Все знает, все понимает уже.

— В выходные сходим в кино, а потом можно в веревочный парк в торговом центре, что думаешь?

— А когда выходные?

— Через три дня.

— Хо-ро-шо, — утвердительно машет головой Полинка. — Но к бабушке я сегодня все равно не пойду! — мы выходим из подъезда и направляемся к машине.

— Почему?

— Она все время заставляет меня есть. А у нее каша не вкусная. С мясом. И суп какой я не люблю.

— Давай попросим бабушку приготовить то, что ты любишь.

— Я уже сто раз ей говорила! Она не слушает просто. И я к ней не пой-ду! — вредничает Кнопка.

Забирается в свое детское кресло и складывает руки на груди. Выходит у нее это с трудом, потому что дутая куртка настолько большая, что руки еле сходятся, и мне становится ещё смешнее. Полина видит, что я не воспринимаю ее всерьез, кривит губы и готовится пустить слезу.

— Ты вечно меня не слушаешь!

— Я слушаю, слушаю, — принимаю собранный вид и пристегиваю маленькую актрису. — Сейчас позвоню бабушке, попрошу приготовить то, что ты любишь. Что ты хочешь?

— Молочный суп и макароны, чтоб звёздочками были!

— А если бабушка такие не найдет?

— Ничего не знаю, макароны-звездочки!

Забираюсь на водительское место, набираю матери, ставлю на громкую связь. Завожу машину прогреваться. Давно пора поменять ее на тачку с автозапуском, столько времени можно сэкономить по утрам.

— Мам, не разбудил?

— Нет, сынок, только встала.

— Слушай, тут ребенок просит приготовить суп молочный, сможешь?

— С макаронами-звездочками! — кричит с заднего сидения дочь.

— С макаронами звёздочками? — смеётся мама. — Ничего себе! А такие бывают?

— Я в магазине видела!

— Я уже телячьи тефтельки сделала с гречкой. Вкусные!

— Фу, тефтели, бе, — кривляется Кнопка.

Да, помню я эти мамины тефтели… Бедная Кнопка!

— Мам, свари ей суп, а? Я сегодня поздно буду, — уже тише говорю я, хотя не поможет, сзади такие локаторы, ничего мимо ушей не пропустит.

— Нам укладываться без тебя? — мама тоже понижает голос.

— Нет, я к десяти должен успеть. Позвоню, если что.

— Ладно. Пойду в магазин сейчас, поищу эти звездочки.

— И сок! — снова вторгается в разговор ребенок.

— Хорошо, — кричит в ответ бабушка.

Не устаю благодарить вселенную за то, что она у нас есть. Не знаю, как бы справился сам.

Завожу машину, и выдвигаемся в садик. Успеваем аккурат к закрытию ворот. Отпускаю дочь с воспитательницей и ещё минуту наблюдаю, как она идет к раздевалке. То и дело оборачивается и посылает мне воздушные поцелуи. Сумасшедшее чувство. Стоит всего на свете.

Раньше все бежал: в садик, на работу, с работы, из садика. А теперь стараюсь не растрачивать себя и хоть иногда останавливаться. Жизнь понемногу выравнивается, устаканивается быт. Дочь уже большей частью самостоятельная, а уж какая сообразительная… Осознанный человек. Самое сложное — позади, а впереди школа, переходный возраст, институт, мальчики. Да, с «самым сложным» я погорячился.

К офису приезжаю позже обычного, но до основной массы сотрудников. Прохожу по пустому коридору, сопровождаемый мыслями о сегодняшнем списке дел. Расстегиваю пальто, погруженный в свои мысли, когда замечаю странное шевеление справа.

Черт возьми, это что ещё такое?

На четвереньках, возле своего рабочего стола, ползает полуголая девица. Сумасшедшая полуголая девица! В огромных наушниках на голове, очень короткой юбке — и это в такой мороз! — и сыпет что-то на пол. Из маленького кулачка тонкой струйкой падает какой-то черный песок. Она очерчивает им тонкую полоску, затем лезет в маленький мешочек, зажатый в другой руке, и продолжает это странное действие. Что происходит вообще? Что за сатанинский круг? Или это порох и к обеду она планирует поднять здесь все на воздух?