Она резко отводит голову в сторону, задрав подбородок и открыв доступ к своей тонкой шее.
Женская шея — мой личный фетиш, она должна быть длинная, почти лебединая. Мне нравится, когда на ней красиво выделяются вены, а длинные шелковистые волосы облепляют её, роскошно контрастируя с молочной кожей.
У этой сучки всё идеально.
— Зачем пришла?
— А как же доброе утро?
— Уже день!
Она снова отводит лицо и опять смотрит искоса, будто я ей противен. Это доводит меня до белого каления. Хочется подчинить её, сломать как фарфоровую игрушку.
Или она будет слушаться, или… Или я не знаю что.
Мы зло сверлим друг друга взглядами.
— Где твой хозяин, кошечка? — Вожу пальцем по её шее: гладкая, изящная, женственная. То, что нужно. — Отпустил тебя пописать в лоток, а ты тут же побежала за другим кобелём?
— У тебя проблемы с миром животных, Глазунов. Кобели — это к собакам, а не кошкам.
Рычу, сжимая шею, прогуливаясь большим пальцем по яремной вене. Вся моя страсть кипит бурным потоком. Как же бесит, как же заводит…
— Не провоцируй меня, кошечка! — Приближаюсь к ней, весь напрягаюсь и морщусь от боли в паху.
Это ж надо, какая-то мелкая гадость, а действует безотказно. В глазах аж темно от ярости. Кто она такая, чтобы сметь разговаривать со мной подобным образом? Ещё раз скажет хоть одно плохое слово, и я просто убью её. Нет, вначале трахну, потом убью.
— Я хочу знать, почему ты следишь за моим Коленькой?
Меня омывает волной шока. «Коленькой»?! Даже и не знаю: ржать или бить кулаком об стенку. Она правда назвала Попова ласково и по имени? Вот дура набитая! Отпускаю её, предварительно сильно сжав плечи и встряхнув как куклу. Делаю шаг от неё, ибо мерзко и к нам подходит охранник. К чести мелкой сисястой нимфы, она не жалуется на меня, но от встряски и суматохи из её сумки вылетает флешка. И она, перепугавшись, бросается к ней. Я внимательно изучаю каждое её движение.
— Что значит, слежу? — говорю медленно, ничего не понимая. — Я приехал посмотреть ювелирку. Зашёл в магазин.
— Ты стоял и смотрел на нас с Коленькой! — Она быстро всё прячет и поправляет сумку.
Охранник уходит, ничего не добившись. А девка снова натягивает надменную маску, я оглядываю её с ног до головы.
Только что она была как будто бы уязвимой… Другой. Впрочем, к чёрту. Мне плевать.
— Нет, я вас не видел!
— В общем, у нас с Колей любовь, и сейчас я вернусь к нему. А ты возвращайся в свою песочницу, пока ноги целы.
Она вышагивает мимо меня.
— Что это за флешка? — Хватаю её за руку и дёргаю обратно к стене, прилепив будто муху.
— Там наши с Коленькой эротические игры.
Продолжаю тяжело дышать и морщиться. Опять её оглядываю. Через тело проходит девятый вал отвращения. Я тут же представляю, как она делает этому старому, пресыщенному, зажравшемуся козлу… Тошнит, как будто с перепоя. С чего я взял, что если она девственница, то он не видел её голой, не лапал её во всех местах, а она не выполняла все его прихоти другими способами?
Мне становится противно, и я отпускаю её, оттолкнув. Вмиг промокшая от пота одежда неприятно липнет к телу, и вокруг как будто начинает вонять гнилыми водорослями. Не буду скрывать: сам факт её невинности, нетронутости другими мужчинами заводил меня особо. Но сейчас до меня вдруг доходит, что она, может быть, и не такая уж чистая, как мне казалось.
— Вали к своему Коленьке.
Отворачиваюсь. Шлюха она и есть шлюха. В горле моментально пересыхает, а на душе становится особенно отвратно. Даже действовать через неё желание отпадает. Найду другой способ. А она пусть и дальше со своим папиком фотографируется.