Жаров тормозит аккурат возле меня. Я дёргаю дверную ручку и забираюсь на переднее сидение. Выдержать бы этот мучительный час дороги и спокойно выдохнуть.

Как оказалось, два года — это катастрофически мало для сердечной раны моего масштаба. Когда годами любишь человека, когда рожаешь от него ребёнка, то забыть и вычеркнуть — не так-то просто. Рана такая же глубокая. В Канаде немного затянулась, но теперь с новой силой кровоточит и кровоточит. И чем чаще Яр маячит перед моими глазами, тем больнее мне становится.

Мы выезжаем со двора, ворота за нами закрываются. Остается жалких пару километров по просёлочной дороге до загородной трассы. Но какая это дорога! Вокруг выбоины и ямы, после непогоды валяются ветки. Яр старательно объезжает их и несдержанно матерится. Здесь собирались делать ремонт прошлым летом — мать рассказывала. Выделили приличную сумму денег из бюджета. Но местный чиновник решил, что ему они нужнее и, присвоив всё себе, умотал за границу.

К счастью, мы достаточно быстро минуем ужасный участок. Оказываемся на ровной трассе, где Яр максимально допустимо вдавливает ногу в педаль газа. У него даже настроение улучшается. Он включает фоном музыку, расслабляется, откинувшись на спинку сидения.

Я старательно избегаю зрительного контакта с ним, потому что боюсь, что не осилю. Взгляда его пытливого, мимики или улыбки. Я соврала Яру о горячих канадских мужчинах. Никого привлекательнее него я так и не встретила.

В городе дороги оживленнее, но, к счастью, нет километровых пробок. Это означает, что с минуты на минуту я окажусь в гостинице и спокойно выдохну.

— У тебя есть с собой какие-то лекарства? – интересуется Ярослав, когда мы проезжаем мимо аптеки.

— Да. Кажется, жаропонижающие были.

— Кажется? – хмурится Яр и паркует автомобиль у обочины.

Он твёрдой походкой направляется в аптеку. Отсутствует чуть больше, чем пять минут и выходит с целым пакетом лекарств. Я коротко его благодарю и устремляю взгляд прямо перед собой. На соседней улице моя гостиница. Ещё чуть-чуть.

— Не хочешь поговорить о том, что случилось? – интересуется Ярослав, намеренно сбавляя скорость.

Он бросает на меня короткий взгляд. Левая половина лица горит.

— Не очень, — признаюсь откровенно. – Думаю, что и без слов понятно — у меня была горячка. Подобного больше не повторится.

— Тебе бы не хотелось? — спрашивает Жаров.

Я шумно втягиваю воздух и сжимаю пальцы в кулаки.

— Нет. Ты меня бросил, Яр. Взял и бросил, — голос срывается и дрожит. — Растоптал мои чувства, уничтожил. Выбрал другую. Сказал, что счастлив с ней. Попросил, чтобы я вырезала воспоминания о тебе острым скальпелем. И ты знаешь, я воспользовалась этим прекрасным советом.

— Ты бы проклинала меня позже, если я попросил тебя остаться, — совсем негромко произносит Яр.

— А ты собирался?

— Мы должны были сами всё спокойно решить. Без вмешательства третьих лиц. Без жалоб брату. Без эмоций.

— То есть ты считаешь, что я должна была терпеливо сидеть в твоей квартире, пока ты потрахаешься с другой и вернёшься? — спрашиваю, захлебываясь от возмущения.

— Да. Ты должна была меня дождаться, Соня.

Ярослав замолкает, останавливается у гостиницы. Слегка откидывает голову назад и трёт ладонями лицо.

— Если бы была возможность, я бы предпочла никогда с тобой не встречаться, Жаров, — проговариваю на эмоциях. — Но не выходит.

— У нас неправильно всё началось. Тебе было бы со мной сложно.

— Мне и сейчас с тобой сложно.

Собственные слова звоном отдаются в ушах. Нестерпимо жжёт в левой половине груди. Я прикладываю ладонь и усиленно тру. Не помогает. Боже, помоги. Когда же полегчает?