Пока отчим прощается в прихожей с последним гостем, мама садится в кресло гостиной рядом со мной и устало вздыхает. Мне хочется прижаться к ней как маленькой. Ощутить хотя бы каплю заботы.

Я в этот момент как раз рассматриваю фото Булки. Бабуля прислала. Они гуляют у пруда и кормят уток зерном.

— Это кто? – интересуется мама, бросив взгляд на экран телефона.

Я слегка улыбаюсь. Ни капли не страшно признаваться. Я достаточно взрослая и самостоятельная, чтобы принимать решения и нести за это личную ответственность.

— Это моя Вера.

При выборе имени для дочери я ни секунды не раздумывала. И дело было даже не в том, что так звали мать Ярослава. Это одно из немногих имён, что переводится и трактуется так же, как и звучит. Вера — это основа основ для женщины. Без неё она угасает.

— В каком смысле «твоя Вера»? – раздраженно спрашивает мама.

— Моя дочь. Ей полтора годика.

Я листаю фото. Показываю ещё и ещё. Всё, что у меня есть. Вот Булка задорно хохочет в игрушечном магазине, увидев обезьянку, хлопающую в ладоши. Вот плачет на плановом осмотре. А вот фотография со мной в перерыве между игрой. Я в белом костюме и Верушка под стать.

То, что мелькает на лице матери нельзя описать двумя словами. Шок, непонимание, недовольство и неверие. Она устало растирает виски и на секунду прикрывает глаза, перестав рассматривать фото.

— Постой-постой. Соня, ты родила? — задаёт вопрос мама. — Боже, когда? Как?

— Я же говорю… Вере полтора года. Соответственно, родила я полтора года назад.

— Ты прекрасно понимаешь о чём я спрашиваю! – Мать повышает голос и резко встаёт с дивана. – Почему я не в курсе? Не заслуживаю? Бабушка поэтому к тебе сорвалась?

— Вот сейчас и рассказываю, — отвечаю приглушённо. — Да только ты кричишь. И кричала бы, позвони я тебе по телефону.

— Не считаешь, что как-то поздновато? – взвинчено спрашивает мама. – Я стала бабушкой больше года назад и даже не знала об этом!

Она шумно дышит носом, и вся дрожит от возмущения. Можно сказать, что это лишь репетиция перед тем, как я скажу о Вере её отцу. Понятия не имею, как Яр воспримет данную информацию. Знаю точно, что просто с ним не будет.

Мать заметно дёргается, когда слышит приближающиеся шаги отчима.

— Молчи, — грозно обращается ко мне. – При Роме ни слова. Ему сегодня нельзя нервничать. Юбилей, в конце концов.

И всё. Больше ничего. Ни радости, ни поздравлений. Ни улыбки. Булка клёвая, честное слово. Даже глядя на фотки, невозможно остаться равнодушным. И это я не только как мама говорю. В Торонто нам улыбался каждый сосед или простой прохожий. Веру всегда задаривали сладостями и игрушками, потому что она правда клёвая. Лучше неё я никого не знаю.

Отчим вваливается на диван и обсуждает прошедший вечер, почёсывая затылок. Он перетирает кости гостям и просит маму разобрать при нём подарки. Не обходится без негативных комментариев по типу: «Вот жлобы!» или «Это чё? Бэушный сервиз?».

Галя уходит в комнату отдыхать, а я, жалея мать и не желая наблюдать весь этот спектакль, следую на кухню, чтобы перемыть гору посуды. Мне не сложно.

Услышав резкий звонок телефона, я достаю его из кармана джинсов и едва не роняю на плиточный пол, когда вижу на экране номер Ярослава. Кислорода вдруг становится катастрофически мало, в ушах напряженно звенит. Никак не могу привыкнуть к тому, что теперь я в родном городе, у нас с бывшим мужем есть общие дела и он запросто может мне позвонить. Чего не делал ни разу за последние два года.

— Да, — снимаю трубку. – Слушаю.

— Не спишь? — звучит насмешливый голос.

— Не слышишь, что ли? Сплю, конечно.

— Уладила вопрос с нотариусом? – как ни в чём не бывало спрашивает Жаров.