Шутники нашлись. Как лопать – так первые! Все, лавочка прикрыта, у меня дома ребенок некормленый… Хотя… ему, наверное, теперь такое нельзя…

– Аленочка, ты наша голубушка, – елейно пропел Сосновский и приобнял меня за плечи, – ну как не завидовать? Мы-то, вон, с Андрюхой с обходов с кучей пирогов не возвращаемся.

Пф-ф, о том и речь!

– Эх, и почему нам такие щедрые пациенты не попадаются, а, Андрюх? – сокрушенно продолжил Виталик, когда я, выпутавшись из его объятий, направилась к раковине.

– Не в пациентах дело, Виталий Борисович. Пациенты – они и в гнойной хирургии пациенты, – философски заключил Андрюша. – У нашей Алены Алексеевны глаза красивые.  И добрые. Ну как ее можно не любить?

Я стряхнула мокрые руки и резко обернулась:

– Вот именно! Ты это нашему заву скажи! – Выкрикнула в сердцах.

А то, видите ли, обвинил меня в лицемерии. Понравиться я всем хочу… Меня люди любят безусловно! И пациенты часто одаривают, не без того! Просто я человек хороший! Я к ним с душой, они в ответ с пирогами! Которые всегда беру, никогда не отказываюсь! А зачем? Я не Рокфеллер, моей зарплаты нам с Пашкой хватает не бедствовать, но излишествами мы не избалованы.

Вот и мой пациент, Погосян, сегодня пирогом угостил, ему дети привезли, поздравили с наступающим Днём Защитника Отечества. Ему куда столько? А я взяла, мне надо! Ну и как я могу обидеть своих подопечных отказом?

А Зайцев этот… он… он сухарь и самодур!

– А что случилось, Ален? Опять наш Ушастый лютует? – Виталя заинтересованно выгнул бровь.

Поморщилась, вспомнив последние слова нашего зава о том, что якобы прозвища на работе всем раздаю именно я, и снова жгучая обида сдавила грудь. Потому что, во-первых, это наше коллективное народное творчество, а, во-вторых… откуда он вообще об этом узнал? Кто-то ему стучит или Зайцев случайно услышал?

– Кстати, он знает про «Уши», – решила предупредить коллег. Предупреждён значит вооружен!

– Пф! – хмыкнул Андрюха. – Не удивлен. Мне вообще кажется, что даже сейчас он за нами наблюдает, – и сощурившись огляделся по сторонам, задерживаясь взглядом на встроенной в углу под потолком камере видеонаблюдения.

Мы с Виталей уставились на нее тоже. Никаких признаков жизни она не подавала. Вообще-то, она не рабочая года как два, но неприятный холодок по телу все же пробежал. А кто эти Уши знает? Чем он тут без нас занимается? Вполне возможно, жучками ординаторскую нашпиговал.

Этот может…

Он крайне скрытный и себе на уме. Удивительно, но в коллективе никто не знает, с каких полей он к нам залетел. Даже Адовна, которая работала в отделении с первого дня функционирования клинического центра, и гардеробщица, которая в курсе каждой сплетни. Потому что сама же их и распускала.

Зайцев Иван Романович приступил к обязанностям заведующего отделением сразу после Нового года. До этого его никто ни разу не видел. Единственное, что поговаривают, Зайцев этот – протеже самого шефа! Ну в смысле Олега Альбертовича Гуляева, главврача нашего центра.

 А предыдущего, всеми обожаемого Абрама Германовича, мы неожиданно проводили на пенсию.

Мировой мужик был! Спокойный, справедливый, голос никогда не повышал, даже, если ругал. А ругал он очень редко и всегда за дело. Не то, что… П-ф-ф…

Хотя, Уши тоже не кричал, но его загробный баритон в сочетании с ледяными глазами… Бр-р-р! Ощущение, будто на тебя в рупор орал, даже, если вкрадчиво шептал.

Мысленно продышалась, стараясь выкинуть злосчастного Ивана Романовича из головы, но он нагло там расселся, никак не желая сваливать!

– Ладно, коллеги, с вами хорошо… – хлопнул себя по бедрам Виталя, отлепляя свой зад от края моего стола. Он поправил на себе белый халат и направился к двери, которую для него придерживал Сотников.