Говорю об этом, не скрывая личной заинтересованности в обсуждении тем и проблем ушедшего и уходящего прошлого. Так получилось, что я родился в 1929 году, в «год великого перелома», как его одни величают, а другие клеймят, имея ввиду один и тот же предмет и причину – драмы так называемого реального социализма. Это были мои, советские, Былое и Думы, осознанные и понятые мною далеко не сразу. Я не вёл дневников, не фиксировал события, не записывал встречи и разговоры, но многое запомнилось, зарубцевалось в памяти, так что есть что вспомнить. И, пожалуй, главное: мне посчастливилось участвовать в событиях и познакомиться с людьми, которые, без преувеличения, представляют цвет советской интеллигенции, науки и искусства, и, более того, вместе с ними поучаствовать в общественных процессах и событиях неординарного характера. Короче, мне есть чем поделиться с новыми поколениями.

Беда плохих мемуаров в том, что на первый план в них выступает Я самого автора, активно навязывающего свои устоявшиеся вкусы и взгляды, симпатии и антипатии, порой упуская из виду многое из того, что опровергнет его же собственная биография, судьба. Мне непонятно, почему ученый, историк, известный профессор, став таковым в советские годы, и более молодой коллега, доктор технических наук, тоже получивший высшее образование и сделавший карьеру именно в советские времена, сейчас охотно и со смаком поносят породившую их эпоху, именуя её «временем и властью недоучек и невежд», которые превратили с политическим «букварём» в руках царскую Россию в «сверхдержаву». А читателя интересует нечто иное, когда речь идет о советском укладе и образе жизни: что это была за страна, о которой уже написано и наговорено много всяких «разностей», в том числе напраслин и глупостей. Почему с годами, отдаляясь от тех времен, пожив и вкусив уже новое плохое и хорошее, они уходят от ответа на, казалось бы, совсем простой и ясный вопрос: а что это была за страна и что осталось в их памяти от той жизни? На этот вопрос попытаюсь ответить я. С позиций неизбежно надвигающейся старости её определил другой ветеран жизни, уже встретивший свое 90-летие. Вот что он сказал.

Я благодарен за то, что живу и могу действовать. Понимаю, что жить долго можно только старея, а стареть – только болея, с чем придется мириться. Опыта становится с годами больше, и осмысление становится иным, чем это было раньше, но утрачивается темп работы и способность быть «многостаночником». Сообразительность еще сохраняется, но в памяти всё больше стирается и выпадает… Убежден в том, что главное в жизни – заниматься интересным делом, работа по призванию. Могу с чистой совестью сказать: я занимался в жизни тем, чем хотел заниматься, и не ради гонорара, конъюнктуры или славы. – Это сказал это историк-москвовед, профессор Сигурд Оттович Шмидт, по совпадению тоже житель Старого Арбата. К сказанному добавлю лишь одно соображение.

Что значит рассказать свою биографию? Поведать о прожитом и пережитом в твоей жизни, естественно – правдиво и честно, не утаивая грехов и не восторгаясь победами, если таковые были. Но, оказывается, выполнить эти условия совсем не просто. Не только потому, что придется «пересказать» свой жизненный путь, все значимые события и стечение обстоятельств 85-летнего проживания, но и передать ощущение своей участи, выпавшей доли, высокопарно говоря, судьбы. И тем самым впустить читателя в свое внутреннее бытие, в «свое иное», как именует его чтимый мною философ Фёдор Гиренок. Сделать это не просто, и не каждому доступно. Ведь придется всё время говорить (или иметь в виду) общество, вне которого нет ни тебя, ни твоей биографии. Но, по Гиренку, вступая в контакт с обществом или коммуникациями, твоя самость как индивида и личности пропадает, исчезает, общение превращается «в обмен пустыми знаками и болтовней». Получается, ценой встречи с обществом является утрата «встречи с самим собой», и чтобы вернуться или возвратиться к себе, надо обречь себя на молчание, и тогда, получается, монолог намного значимее, чем диалог.