Наша машина мчится сквозь осеннюю роскошь, пронизанную солнцем. «Радость моя, мой единственный друг…» Эта песня часто сопровождала нас в ту незабываемую осень, и сердце таяло от беспричинной радости.

Мы и дождь очень любили, когда он стекал струйками по стеклу, отпугиваемый «дворниками». Радость уходящего лета и осенние слезы. Наши с мужем любимые темы бесед во время вечерних прогулок: о памяти смертной и о скорби, которая всегда в конце концов рождает радость.

«Вот бы вместе умереть, в один день!» – говорит муж, а я пугаюсь: только не авария! И передо мной проносятся те страшные секунды, когда мы чудом избежали столкновения со встречной машиной. Мы тогда только что вернулись со Святой земли, побывав на Пасху у Гроба Господня, и спешили в свою тверскую деревню, где живет наша дочь Феодора с мужем-священником и детьми, поделиться впечатлениями о поездке. Муж ехал по правилам, которые не запрещали обгон. Но одно дело – правила, а другое – реальность: из-за горки вдруг прямо перед нами вынырнула машина. До столкновения оставались две-три секунды. И тут время будто остановилось, как в стоп-кадре. За эти секунды я успела оценить наше положение. Так, если муж сейчас свернет налево, встречная машина врежется прямо в меня. Направо и вовсе невозможно уйти: правую сторону занимал длинный желтый рефрижератор, который, казалось, стоял на месте. Сердце сжалось: это конец! А дальше все произошло как в замедленной съемке. Будто кто-то переставил рефрижератор на несколько метров вперед, муж спокойно повернул руль, и мы оказались за рефрижератором. Мы потом долго еще стояли на обочине и приходили в себя…

– Ну почему обязательно авария? – на ходу придумывает муж. – Примем постриг в один день, вот и умрем вместе для мира.

Да, любовь к Богу – высшее, на что способна любовь. Но где любовь, там и смерть.

Почему все романы заканчиваются свадьбой? Сразу вспоминаются симоновские строчки: «Потому что не знают, что делать с героем потом». Со свадьбой период страстей, называемый по недоразумению любовью, заканчивается, а дальше идет рутина будней. Страсти перегорели, осталась одна привычка. Какая может быть любовь через двадцать лет?

И мало кто понимает, что после свадьбы человек только поступает в школу любви. Счастлив тот, кто проучится в этой школе хотя бы лет пятьдесят. Тогда есть надежда, что он поймет: любовь не демонстрируют – любовь хранят, она растет аленьким цветочком в потаенном месте. Что только после многих лет тяжелой работы, когда, скорее всего, будут не только дни, наполненные нежностью и счастьем взаимопонимания, но и времена выяснения отношений со слезами и упреками, со страхом потерять любимого и радостным обретением его, можно считать себя более-менее разбирающимся в таинственной области любви. И то лишь теоретически, практика, к сожалению, бывает доступна немногим…

С каким же трудом нам приходилось добывать истину! «Ничего, ничего мне не надо: ни богатства, ни славы, ни успехов – только Знание!» – в отчаянии мысленно повторяла я.

Именно так – Знание с большой буквы, которое вместило бы в себя все знания, существующие в мире. Вот что необходимо было мне, четырнадцатилетней, вот что мучило и не давало покоя, хотя я не смогла бы объяснить, что мне, собственно, нужно. С этими переживаниями я прожила до девятнадцати лет, а в девятнадцать появилась новая тема: мне непременно нужно было узнать, что такое любовь. «Наверное, я пойму это, когда полюблю», – утешала я себя. Полюбила. Но тайна любви так и не раскрылась передо мною и продолжала беспокоить неразгаданной загадкой до тех пор, пока я не услышала от героя фильма Тарковского «Солярис»: «Человек погибает без вселенской Любви!» – и всем сердцем не отозвалась на них. Вот именно, именно погибает! Так вот что, оказывается, нужно было мне, вот какая Любовь нужна: вселенская, вмещающая любого живущего на Земле и вмещаемая в каждого. А без этого невозможно считать себя счастливым, более того, без нее человек просто гибнет! Значит, она есть, есть эта Любовь, она реальна, а не выдумана мной! И одно это открытие уже окрыляло и давало возможность жить.